Читать «Безлимитный поединок» онлайн - страница 28

Гарри Кимович Каспаров

И, как уже не раз бывало, первые исследования в этом направлении предпринял именно Ботвинник. Он часто применял забракованные теорией дебютные построения, полагаясь на свой глубокий анализ и понимание нюансов избранного продолжения. Немало блестящих побед одержал он именно в таких «неблагополучных» системах. И одна из них по праву носит имя своего создателя. Даже на фоне современных сложнейших контратакующих вариантов система Ботвинника в славянской защите выделяется остротой, запутанностью возникающих позиций. Долгое время обилие возможных опасностей отпугивало от нее белых, но в последние годы теория системы шагнула далеко вперед.

Так уж получилось, что на фрунзенском чемпионате мне пришлось вступить в теоретическую дискуссию как раз по системе Ботвинника. Речь идет о партиях с Геннадием Тимощенко и Иосифом Дорфманом (оба в будущем стали моими тренерами). Должен заметить, что в шахматах победа не всегда разрешает теоретический спор. Ведь соперник во время партии, возможно, просто что-то упустит в своих предварительных расчетах, а ваш следующий оппонент глубже проанализирует критическую позицию и вообще опровергнет всю идею. Подобная ситуация возникла после окончания моей партии с Тимощенко, в которой я пожертвовал коня и добился эффектной победы.

Сразу по окончании тура вспыхнули споры. Корректна ли жертва фигуры? Не могли ли черные сыграть сильнее? Критическую позицию, возникшую на 30-м ходу, анализировали почти все участники чемпионата. В конце концов большинство пришло к выводу, что при правильном продолжении черные могли выиграть. Свешников во всеуслышание объявил, что берется это доказать, когда мы встретимся с ним в предпоследнем туре. Вернувшись в гостиницу, я долго не мог успокоиться, снова и снова просчитывал варианты, пока, наконец, в два часа ночи не нашел выигрывающее продолжение.

На следующее утро, к общему удивлению, я снова пошел на систему Ботвинника. Зрители были поражены, увидев, что за 40 минут мы с Дорфманом умудрились сделать 30 ходов, — так стремились поскорее добраться до критической позиции. Дорфман был уверен, что выиграет, я тоже верил в свои аналитические выкладки. Уже мой 31-й ход оказался для соперника неожиданным, а 35-й подчеркнул беспомощность черных фигур, которые были не в состоянии прийти на помощь своему королю.

Но, быть может, Свешников сумел бы найти другое возражение? Я так и не узнал этого: челябинский гроссмейстер, видно, пришел к заключению, что осторожность — лучшая сторона доблести, и, когда мы встретились, уклонился от системы Ботвинника…

К последнему туру Псахис опережал меня на пол-очка (наша встреча в начале турнира закончилась моим поражением; всего в чемпионате я проиграл тогда только две партии). Его положение было явно предпочтительнее еще и потому, что он играл белыми против Агзамова, а мне предстояло черными бороться с Тукмаковым, которого лишь ничья отделяла от бронзовой медали. Но финальные туры не всегда подчиняются законам логики.