Читать «Кислород» онлайн - страница 143

Когда Фери вернулся, они завернули тело Петера в брезент, отнесли в пустую аудиторию и положили на стол. Никто не сказал Ласло ни слова упрека — на его лице было написано такое глубокое немое страдание, что обвинения были бы бессмысленны, — но он провел ту ночь отдельно от остальных, сжавшись в комок под своим плащом и дрожа от холода и горя, пока под доносившиеся издалека редкие пушечные выстрелы истекали последние часы революции. Надь бежал; генерал Малетер захвачен русскими; и хотя по радио продолжали передавать воззвания, мир смотрел куда-то в другую сторону, и Венгрия ждала напрасно — не будет никакой помощи, никакого чудесного вмешательства извне. На следующий вечер в сражении у казарм Киллиан погиб Фери — от взрыва гранаты. В конце ноября арестовали Йошку и Анну — их избивали несколько дней подряд, а потом отправили в лагерь для интернированных в Тёкёле по обвинению в участии в вооруженном заговоре. Золи скрылся. Карчи бежал из страны. В тот год уехали двести тысяч, и Ласло среди них, они брели по зимним болотам, волоча за собой свои чемоданы, узлы, разбитые жизни.

Девушка с черными волосами и маленьким серебряным гвоздиком в ноздре положила руку на локоть Ласло и спросила, хорошо ли он себя чувствует.

— Это от жары, — ответил Ласло.

— Сядьте в тень, — сказала она, подводя его к скамье под деревьями. — Мне показалось, что вы сейчас упадете в обморок.

— Мне просто нужно отдышаться, — сказал он. — Мне действительно уже намного лучше.

— Принести вам воды?

— Мне уже лучше, — сказал он. — Спасибо, вы очень добры.

— Уверены?

— Да, еще раз спасибо.

Они улыбнулись друг другу, и она ушла, оставив его сидеть на скамейке. Он в последний раз взглянул туда, за колонны, где ветерок раздувал кроны каштанов. Он сделал это. Он вернулся и покаялся в своем грехе. Отдал долг памяти и любви. Сделал все, что возможно. И хотя он знал, что никогда окончательно не простит себя за смерть Петера Кошари и, разумеется, не сможет ничего исправить сорок лет спустя после того, как это случилось, уже не сможет нажать на тот курок, ему была нужна свобода. Единственная роковая минута держала его в плену две трети жизни, и пора было положить этому конец.

Он по-буддистски сложил руки и склонил голову. И сам удивился своему жесту. Может, он видел, как Курт делал это, занимаясь йогой? Но порыв был искренним, и его покаянию нужен был ритуал. Потом он встал, повесил сумку на плечо, помахал девушке на траве и вернулся на дорогу, а перед его внутренним взором, словно ожившее в воображении прорицание, возникла другая сумка, та, что еще недавно оттягивала ему плечо, — она снова переходила из рук в руки (еще одна встреча, еще один бесстрастный обмен), пока не попала к людям, что разъезжают на «БМВ» с тонированными стеклами, к новым хозяевам старой советской империи, и сделка свершилась, и теперь Эмиль Беджети со своими друзьями смогут спуститься с гор и молчаливыми колоннами пересечь границу. По крайней мере, он свою роль сыграл. Кто знает, что ему еще предстоит? Странно, что такая крупица веры может зажечь свет в таком пожилом человеке, что неудачное начало можно в конце концов преодолеть. Ласло Отважный? Его забавляла мысль о том, что теперь он сможет умереть с верой в идеалы, человеком действия, и когда он переходил по мосту Сабадшаг в Пешт, его тень на коричневой воде широкими шагами летела за мелькающими перекладинами парапета — она была свободна.