Читать «Советские танковые асы (с фотографиями)» онлайн - страница 10

Михаил Борисоввич Барятинский

Сперва русским танковым армиям приходилось дорого расплачиваться за недостаток боевого опыта. Особенно слабое понимание методов ведения танковых боёв и недостаточное умение проявляли младшие и средние командиры. Им не хватало смелости, тактического предвидения, способности принимать быстрые решения. Первые операции танковых армий заканчивались полным провалом. Плотными массами танки сосредоточивались перед фронтом немецкой обороны, в их движении чувствовалась неуверенность и отсутствие всякого плана. Они мешали друг другу, наталкивались на наши противотанковые орудия, а в случае прорыва наших позиций прекращали продвижение и останавливались, вместо того чтобы развивать успех. В эти дни отдельные немецкие противотанковые пушки и 88-мм орудия действовали наиболее эффективно: иногда одно орудие повреждало и выводило из строя свыше 30 танков за один час. Нам казалось, что русские создали инструмент, которым они никогда не научатся владеть, однако уже зимой 1942/43 года в их тактике появились первые признаки улучшения.

1943 год был для русских бронетанковых войск всё ещё периодом учёбы. Тяжёлые поражения, понесённые немецкой армией на Восточном фронте, объяснялись не лучшим тактическим руководством русских, а серьёзными стратегическими ошибками германского верховного командования и значительным превосходством противника в численности войск и технике. Лишь в 1944 году крупные русские танковые и механизированные соединения приобрели высокую подвижность и мощь и стали весьма грозным оружием в руках смелых и способных командиров. Даже младшие офицеры изменились и проявляли теперь большое умение, решительность и инициативу. Разгром нашей группы армий „Центр“ и стремительное наступление танков маршала Ротмистрова от Днепра к Висле ознаменовали новый этап в истории Красной Армии и явились для Запада грозным предостережением. Позднее, в крупном наступлении русских войск в январе 1945 года, нам также пришлось наблюдать быстрые и решительные действия русских танков».

Трудно не согласиться с мнением немецкого генерала, тем более что хоть и с известными оговорками, но в главном он прав.

Образно говоря, есть две составляющие боевых действий, которые условно можно представить понятиями «порыв» и «манёвр». В действиях наших танковых, и не только танковых, войск в первые два года войны явно преобладал «порыв». «Порыв» — это когда «За Родину! За Сталина! Делай как я!» — и вперёд в атаку! А «манёвр» — это когда хорошо замаскированная в кустах противотанковая пушка пресекает «порыв» в зародыше. Преобладание «манёвра» над «порывом» в действиях советских танковых войск в крупных масштабах проявилось в ходе контрнаступления под Сталинградом и сразу принесло результаты. Однако, несмотря на положительные сдвиги, «порыв» время от времени давал о себе знать. Так, например, контрудар 5-й гвардейской танковой армии под Прохоровкой — это ярко выраженный «порыв». Нужен был «манёвр», но командование предпочло «порыв» и фактически погубило армию. Примеры «порыва», причём при явном давлении сверху (в войсках-то уже давно «шкурой» поняли, что «манёвр» лучше), можно найти даже в 1945 году. Вот один такой вопиющий случай, приведённый в журнале «Военно-исторический архив» полковником в отставке В. М. Сафиром: «Эту быль рассказал мне подполковник Н., участник Берлинской операции. Итак, снова о танках, вернее, о том, как командование 1-м Белорусским фронтом применяло их в городских условиях (чтобы никто не удивлялся — откуда вдруг взялся „чечено-грозненский опыт“).