Читать «Всяк сверчок» онлайн - страница 14
Александр Николаевич Громов
Не хочу об этом думать. Стою столбом, мерзну на ветру и не чувствую в себе ну абсолютно никакого желания что-то делать, да что там – просто жить. Куда там! Сейчас Автор настучит на своей «Ижице» что-нибудь вроде: «Орк стряхнул с себя оцепенение», – и я опять куда-то пойду, поплетусь искать себе укрытие и спасать свою шкуру.
…Стряхнув с себя оцепенение, Орк двинулся вдоль обрыва на запад. Ему было все равно, куда идти, и он выбрал путь в сторону солнца, подставляя лицо и тело под последние предзакатные лучи…
Карабин я выбросил. Я не мог носить оружие, которым убил друга. Автор не возражал. Карабин, в отличие от меня, выполнил свою функцию и больше не понадобится. Но вряд ли Автор забыл о том, что у меня еще остался нож… Впрочем, врагов пока не видно.
…Прошел час, за ним другой. Тройное солнце село, зато вершины, окружающие плато, заметно приблизились. На горы опускалась ледяная ночь, светлая, как все ночи на Бражнике, от бесчисленного множества солнц звездного скопления и холодная, как могила. Ветер усиливался с каждой минутой и промораживал до костей. Не будь Орк столь измучен, он еще до заката успел бы дойти до гор и отыскать убежище, где можно переждать ночь. Он шел, шатаясь, и больше всего на свете ему хотелось лечь и уснуть, но это означало замерзнуть и умереть. В довершение всего он начал чувствовать муки голода…
И я действительно начинаю ощущать такой голод, что уже не в силах думать о смерти несчастного гарпийца, да простят меня читатели за беспринципность. Простят, конечно, а вот Автору давно уже не мешало бы меня накормить, я не кормлен со вчерашнего утра и желудок уже давал себя знать, но так, как сейчас – это уже слишком жестоко. Ну что Ему стоит написать: «Орк не чувствовал голода, подавленного настороженностью», – или что-нибудь сходное в том же излюбленном Им стиле… Так ведь не напишет! И мои глаза алчно бегают по сторонам, ища, в кого тут можно воткнуть зубы, а в затуманенном мозгу поселилось волнующее видение – большая банка консервированных сосисок. Они стоят в банке тесно, одна к одной, как солдаты в парадном строю, а сверху они облиты умопомрачительным венерианским соусом… Сейчас я съем вон ту, что торчит выше остальных. Чтобы не торчала. Вытягиваю губы трубочкой, приближаю лицо к банке…
И издаю отчаянный голодный вой, задрав голову и апеллируя к астрономическим объектам в сером ночном небе.
Нет, я вовсе не хочу сказать, что попал в какую-то совсем уж жуткую ситуацию, – наоборот, то, что сейчас со мной происходит, есть нормальное условие моего существования. Помню, на Мезозонии, крайне отсталой планете, населенной полуразумными динозаврами, мне пришлось не в пример тяжелее. Но там по крайней мере хватало провианта. По утрам, отбившись от выросших вокруг меня за ночь саблезубых растений, я поглощал наскоро приготовленный стегозавтрак, в полдень с аппетитом съедал сочный бронторостбиф, сдобренный молодыми побегами гигантского хвоща, а по вечерам мне нередко доставался птероужин, зачастую сам пикирующий на меня с самыми злостными намерениями. Этот, на мой взгляд, жестковат и к тому же любит заходить в атаку от солнца – но если его хорошенько прожарить на углях, да еще с дикой луковицей, нарезанной кружочками…