Читать «Пепел и алмаз» онлайн - страница 42

Шреттер повернул голову в его сторону.

— Помолчи!

Он спрятал деньги в карман и, подойдя к Марцину, положил ему руку на плечо.

— Ты считаешь, что я поступил плохо?

Марцин смело посмотрел ему в глаза.

— Да.

— Допустим, я не застрелил бы его. Что было бы тогда с нами?

— Не знаю, Юрек, не знаю. Я знаю только то, что он убит. Вот с чего мы начали… А говорили, будем бороться за свободу Польши, за высокие, гуманные идеалы… Не улыбайся, ты сам говорил это не раз.

— Говорил. Ну и что?

— Мы верили, что будем бороться ради справедливости и свободы…

Шреттер нахмурился.

— Брось, сейчас не время заниматься демагогией.

— Как жить дальше с этим воспоминанием, с этой кровью…

— Не делай из мухи слона. Зачем столько слов? Кровь! Подумаешь, кровь.

— Юрек, не говори так. Ты не имеешь права так говорить…

— Ну, хорошо, согласен, кровь чего-то стоит, но не кровь наших врагов. Их мы будем убивать беспощадно, как собак. Это наш долг и наше право. А что первым оказался он, это простая случайность! Я знал, что рано или поздно это произойдет.

— Знал?

— А ты думаешь, я ему доверял? Ему? Этому подонку? Я взял его в отряд только из-за его связей на черном рынке. Он мог нам пригодиться. Мне нужны были его деньги, а не он. Тем лучше, что он так быстро разоблачил себя. По крайней мере, все ясно.

Марцин закрыл руками лицо.

— Ты говоришь ужасные вещи.

— Не преувеличивай.

— Юрек, Юрек, ведь каждый человек хочет жить. И даже вынужденное убийство заставляет страдать…

— Вранье! Ты когда-нибудь убивал?

Марцин содрогнулся.

— Нет.

— Вот видишь! А я убивал, и не раз.

— Немцев…

— Врагов. И уверяю тебя, никаких угрызений совести при этом не испытывал.

Марцин опустил голову.

— Нет, нет, — прошептал он.

— Чего?

— Так нельзя.

— Но в жизни бывает именно так. Уходи, если хочешь. И прежде всего выспись. Завтра кто-нибудь из нас зайдет к тебе. Будь дома.

— Хорошо, — безучастно сказал Марцин.

Он чувствовал, что не принадлежит больше самому себе, и только какая-то жалкая частичка его существа продолжала судорожно и безнадежно отстаивать никому не нужную свободу. Никогда в жизни он не ощущал так остро своего одиночества, не испытывал такого горького и жестокого разочарования. Мир, столько лет истекавший кровью, опять обнажил свои незажившие раны, и больными человеческими сердцами вновь овладели ненависть, презрение и слепая жестокость. Он понял: что бы сейчас ни говорил, его слова прозвучат искусственно и книжно, потому что он исходил из веры в жизнь, в благородство человека, а их зловещая правда была продиктована самой жизнью.

Сгорбившись, он медленно побрел к темневшему впереди выходу. Три пары глаз следили за ним, пока он не скрылся из виду. В тесном проходе он шел ощупью, спотыкался на каждом шагу и хватался руками за холодные стены. Про карманный фонарик он забыл. Наконец он остановился, прислушался. Сзади тихо, впереди тоже. Дождь, должно быть, перестал.

В самом деле, когда он выбрался наверх, дождя не было — короткая майская гроза прошла. Пьяняще пахло землей и влажной молодой зеленью. В кустах с шорохом падали холодные капли. Тяжелые тучи уползли дальше. Посветлело, и небо казалось от этого особенно высоким; на его девственно чистой поверхности высверкнули ранние звезды, похожие на дождевые капли.