Читать «В Эрмитаж!» онлайн - страница 172

Малькольм Стэнли Брэдбери

— Нравишься ли ты? Милый друг! Ну конечно, ты ей нравишься! — говорил приземистый, носатый Мельхиор Гримм, шлифуя ногти в просторной гостиной дворца Нарышкина, выходящей окнами на холодную Сенатскую площадь.

— Ты уверен? Точно? — спрашивал Философ.

— Это очевидно как дважды два, друг мой. Она без ума от тебя. Я сам слышал. Она всем твердит, какой ты замечательный. Необыкновенный, уникальный, вне всяких сравнений.

— Когда она такое говорила?

— Я тебе уже говорил. Ты видишься с царицей почти каждый день, я же встречаюсь с ней практически каждый вечер. Честное слово, мы просто обожаем друг друга. Болтаем без умолку, словно две сороки. Она называет меня своим маленьким gobe-mouche, своим паучком. Она присвоила мне звание любимого раба.

— Ну, с тобой она не скупится на очаровательные комплименты! Но что в точности она говорила обо мне?

— Ну, не знаю… наверное, не стоит тебе рассказывать, да ты и сам не хочешь… — уклончиво мямлит Гримм.

— Да ты просто чванный зануда, дружище Мельхиор. — Наш герой нетерпелив, как всегда. — А помню, каким ты был — амбициозное ничто, толстый немец из вонючего борделя в Сан-Роше. Ты был добрым приятелем Жан-Жака Руссо. Помнишь, как водил его к шлюхам?

Гримм начинает сердиться:

— Было, прошло, быльем поросло. Особенно то, что касается Руссо. Об этом лучше забыть.

— Я ничего не забываю, — возражает Философ. — И Руссо тоже. Тщеславней человека я не встречал. Это я посоветовал ему стать философом. Его первое эссе почти целиком мною написано и с моей подачи опубликовано. Но за благодеяния платят ненавистью. Я помог Руссо, и этого преступления он мне не простит никогда.

— Доброта тебя погубит.

— Говорят, сейчас он описывает свои интимные приключения и намерен эту исповедь обнародовать. Боюсь, эта публикация доставит тебе массу неприятных переживаний, мой бедный Мельхиор.

— Пустяки, — поводит плечами Гримм, — к тому же ты тоже замешан в его похождениях.

— Ну давай, Гримм, не томи, пожалуйста. Выкладывай, что рассказывает обо мне царица.

— Хорошо, — сдается Гримм и усмехается лукаво. — Она рассказывает всем и каждому, что после одного вашего свидания у нее все ноги в синяках.

— Что-о?! Ноги?! Не может быть!

— Еще как может, — дразнит его Гримм, — она сказала, что, увлекшись беседой, ты похлопываешь слушателя по ляжкам и коленкам. Наверное, ты ничего такого за собой не замечаешь, но все твои друзья подтвердят ее слова. Я сам, к примеру, как тебя послушаю, потом синяки считаю.

— Ну знаешь, Гримм, это, наконец, смешно. — И Философ взволнованно полается вперед.

— Эй, опять ты за свое. Будь добр, сядь как сидел. Ей-богу, отродясь не видывал таких пылких философов!

— Что делать, идеи возбуждают меня. Когда-нибудь они доведут меня до безумия.

— Царица сказала, что поставит между вами стол, а то ты ее изнасилуешь своими идеями.

— Выходит, она жалуется на меня каждому встречному-поперечному?

— Нет, нет. На самом деле она считает тебя невинным и очаровательно искренним. Говорит, что иногда тебе можно дать лет сто, а иногда ты ведешь себя как десятилетний мальчуган.