Читать «Из истории Евразии» онлайн - страница 42

Лев Николаевич Гумилев

Идея империи Тан была потеряна. Она превратилась в банальное китайское царство, хотя и сохранила свои «западнические» симпатии – буддизм и наемную армию, комплектуемую кочевниками, по старой привычке симпатизировавшими империи Тан. Ведь для Китая «западом» были Индия и Средняя Азия, в которой жили потомки хуннов – тюрки-шато. Они-то и спасли империю Тан в последний раз.

Китайские националисты, главным образом ученые, ненавидели все иноземное: буддизм, индийские пляски полунагих девиц, доблесть кочевых тюрков и киданей, торговлю с заграницей, куда по демпинговым ценам утекал шелк, а взамен приходили соблазнительные учения – несторианство и манихейство. Последнее особенно шокировало китайцев проповедью аскетизма и коллективного разврата. Манихейство было запрещено в Китае под страхом смерти. Однако поскольку буддизм не был запрещен, а даже поощрялся, китайские манихеи объявили себя буддистами и внесли в буддизм свою оригинальную струю – культ силы Света. Итак, наследники табгачей и хуннов составили в Северном Китае особый этнос, который соседи называли по-старому, табгачи, и не считали китайским. Только европейские ориенталисты не делали различия между обновленными китайцами и потомками табгачей, но это следствие аберрации отдаленности.

Культура часто переживает этнос. Большая часть героев, сражавшихся за империю Тан, к концу VIII в. погибла: одни – в боях с повстанцами, другие – оклеветанные хитрыми китайцами – на плахе. Но моды, вкусы и симпатии погибших сохранились как традиция, противоречившая национальной исключительности и доброжелательная к мировой культуре, представленной в Китае в то время индийцами, хотанцами и северными варварами – кочевниками. Это приманивало последних в Китай, ибо могучая кочевая держава – Уйгурия – стала манихейской (об этом ниже), а Тибет – буддийским. В Китае же при династии Тан существовала терпимость. Поэтому последние среднеазиатские хунны, тюрки-шато, в 808 г. восстали против тибетцев, отвергли покровительство уйгуров, и 30 тысяч кибиток потянулись в Китай. Тибетцы гнались за ними до китайской границы; каждый день шел бой. Спаслись только 2 тысячи человек, из которых китайцы создали пограничный корпус.

Тем временем в самом Китае росли националистические идеи; к 870 г. они овладели массами, и в 874 г. грянул гром. Началось восстание Хуан Чао – китайского Пугачева. Восстание было направлено против династии Тан и иноземцев, которых Тан впустила в Китай. Этим пощады не было. В 879 г. повстанцы взяли Кантон и вырезали там арабских и еврейских купцов; в 880 г. та же судьба постигла Чанъань. Только Ли Кэюн, тюрк-шато, прозванный Одноглазым Драконом, при поддержке тангутского вождя Тоба Сыгуна нанес поражение повстанцам. Но империя Тан все-таки пала. В 907 г. китаец Чжу Вэнь, этот трижды предатель (ибо он перешел к Хуан Чао, потом вернулся к Тан и, наконец, низложил последнего императора династии Тан), взял власть в свои руки. Так начался надлом этого витка этногенеза, именуемого «эпохой пяти династий и десяти царств» и закончившегося в 960 г. повторным объединением Китая, вступившего в инерционную фазу этногенеза, которая в китайской хронографии называется «эпохой династии Сун» (960-1279).