Читать «Бакалейщик (2-й вариант)» онлайн - страница 7

Оноре де Бальзак

Вы едете в мальпосте в Мо, Мелен или Орлеан; против вас сидит закутанный человек, недоверчиво поглядывающий на вас; вы теряетесь в догадках, кто же этот молчаливый гражданин. Присяжный стряпчий? Или новый пэр Франции? Или государственный чиновник? Дама болезненного вида рассказывает, что она недавно оправилась от холеры. Завязывается разговор. Незнакомец вмешивается:

— Мосье...

Этим все сказано, бакалейщик выдал себя. Бакалейщик никогда не произносит ни «месье», что кажется деланным, ни «мсье», что кажется бесконечно презрительным; он обрел свое победоносное «мосье», которое заключает в себе нечто среднее между почтительностью и покровительством, передает его соображения и сообщает всей его особе сочную колоритность.

— Мосье, — скажет он вам, — в холерный год трое самых что ни на есть важнейших докторов, Дюпюитрен, Бруссе и мосье Мажанди, лечили больных каждый по-своему, и все померли, без малого все. А что такое холера, им неизвестно, холера же — болезнь, и от нее мрут. Кого я только ни видал, все находились при смерти. Холерный год доставил много убытков коммерции!

Вы пытаетесь разузнать его политические взгляды. Его политика сводится к следующему:

— Мосье, на мой взгляд, министры сами не понимают, что делают! Сколько их ни меняй, все одно и то же. Зато у императора они по струнке ходили. Вот это был человек! Потеряв его, Франция потеряла очень много. И подумать только, никто его не поддержал!

Вслед за этим вы обнаруживаете у бакалейщика некие благоговейные чувства, весьма заслуживающие порицания. Песенки Беранже — его евангелие. Да, эти противные припевы, приправленные политикой, принесли зло, которое еще долго будет ощущаться в бакалейном деле. Быть может, только лет через сто парижский бакалейщик (провинциальные бакалейщики несколько меньше заражены песней) получит доступ в рай. Быть может, желание ощущать себя французом завело его слишком далеко. Бог ему судья.

Если поездка длится недолго и бакалейщик не заговорит, что редко случается, тогда вы его узнаете по особой манере сморкаться. Он зажимает губами уголок платка, приподнимает его центральную часть, отводя ее, как доску качелей, затем мастерски охватывает ею нос и трубит так, что ему позавидует корнет-а-пистон.

Некоторые, одержимые манией заглядывать вперед, заранее объявляют, что бакалейщика ждет печальное будущее. «Он удалится от дел, — говорят они. — Какая же тогда будет от него польза? Чем он займется? Что с ним станет? Никакого интереса он не представляет, лица собственного он не имеет». Защитники же этого уважаемого разряда граждан отвечают, что обычно сын бакалейщика становится нотариусом или стряпчим, но не журналистом, не художником, и это позволяет бакалейщику гордо заявлять: