Читать «Искусство вождения полка (Том 1)» онлайн - страница 202

Александр Андреевич Свечин

{83}Редакция считает весьма серьезным пробелом отсутствие вполне четких сведений о работе командира полка и сотрудников штаба полка в течение 16–19 сентября, когда полку приходилось отходить в тяжелых условиях, спешно занимать случайную позицию для обороны и вновь отходить в атмосфере общей паники. Ред.

{84}Редакция не совсем согласна с мнением автора. Неправильность указанных разграничительных линий являлась не продуктом злой воли того или иного командира корпуса, а результатом доведенной до абсурда тактической доктрины того времени, требовавшей чтобы разграничительные линии ни в коем случае не проходили по местным предметам, мешающим маневру вдоль фронта и могущим быть использованными противниками в качестве подступов. Ред.

{85}Как войска относились к болотистому характеру позиций, можно судить по донесению молодого офицера 27-го Сибирского полка, высланного через двое суток для рекогносцировки позиции для отступающего полка: "22 сентября, 9 ч. 55 м. Командиру 27-го Сибирского полка. Позиция сухая — ура! А у противника болото" (дело № 366 — 268).

{86}Дивизия была 16-батальонная, но после бегства днем много людей разбрелось, а до их возвращения некоторые батальоны по два были слиты в один сводный.

{87}21 сентября штаб армии предписал V Кавказскому корпусу даже обозы I разряда держать не ближе 8 км от фронта. Потребности войск, даже чисто боевые, безжалостно приносились в жертву свободе отступательного маневра; но одновременно подкашивалась стойкость и боеспособность войск.

{88}Находившийся 19 и 20 сентября в очень пессимистическом настроении унтерофицер 5-й роты Штукатуров занес в свой дневник: "Полк наш остановился около деревушки, где приказано было окопаться. Почва была болотистая, углубляться было нельзя: мы сделали прикрытие из нарезанных дернин. Начало темнеть. Чтобы было хоть что-нибудь видно впереди, наши (сомнительно. — А. С.) запалили близстоящую деревню. Целое море пламени бросало свет далеко вперед. Было очень холодно и шел дождь. Ноги увязали в болоте. Я было лег, но вода стала наливаться за ворот, и я страшно озяб. С наступлением ночи началась ружейная перестрелка влево от нас, но вскоре прекратилась. Оттуда передавали, что противник наступает и слышны были крики. Один наш трусишка пронзительно крикнул: "Спасайся, кто может", — но вскоре опять успокоилось. Однако прошло не более получаса времени, как открылась в ночной темноте частая стрельба. Из соседней роты нам передали, что немцы забрали одну из наших рот в плен (неверно. — А. С.) и стоят шагах в 200 от стоящей налево от нас роты. Общее руководство всеми утратилось в ночной темноте, каждый делал, что хотел. Кто отходил, кто занимал еще окопы. Слева к нам несколько раз заходили стрелки соседней роты и просили доложить нашему ротному командиру, что им делать дальше. Но ни нашего, ни их командира не было. Недалеко от нас раздался возглас из цепи наступающей немецкой пехоты на русском языке: "Сдавайтесь!" "В ночной тишине этот возглас несколько раз повторился". "Скоро нам было приказано отходить левым флангом и окопаться лицом к лесу, что мы и сделали. Оттуда нас обстрелял противник, но в атаку не пошел. Когда прекратилась стрельба, нам приказали отходить за деревню, где после некоторого брожения с места на место мы начали окапываться. Не успели мы выбросить несколько лопаток земли, как приказали прекратить работу и итти в те окопы, из которых мы вышли. Мы исполнили приказание (неверно, только к 8 час. утра последовало выдвижение. — А. С.). Из виденного и пережитого мной за последнее время приходится сделать заключение, что главное горе наше происходит от того, что мало хороших, преданных делу офицеров. Правда, в нижних чинах нет прежнего задора и гордости, как в начале войны, но все же при хорошем руководстве много можно сделать. В войсках нет прежнего подъема, видимо люди устали, есть равнодушие ко всему, но, слава богу, уныния нет".