Читать «Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева» онлайн - страница 50
Сергей Солоух
бахромой? Да так, вроде бы и ни о чем.
Был мимоходом секретарь освобожденный
оказывается, присутствовал, а как же, в огромном холле
электро-механического корпуса, с соратниками скромно,
ненавязчиво, минут пятнадцать, двадцать наблюдал из
дальнего угла, у гардероба стоя, за веселящимся
студенчеством экономического факультета.
— Слышал, слышал, конечно… да вот не понял только,
что это вы там про шпионов-диверсантов такое пели?
— Про шпионов… Да нет, это про любовь.
— Про любовь?
— Ну, да.
" Я лазутчик в стране круглых лбов,
Я вижу во тьме,
Я слышу во сне,
Я знаю смысл таинственных слов".
— Интересно, интересно… А круглые лбы, это на кого
намек?
— На родителей… на тех, кто лезет во все…
Короче, сидели, толковали о том, о сем, из корпуса
уже пустого вышли вместе и на крыльце расстались дружески.
Товарищ Толя пошел в свою гостинку, а Кузнецов
домой и по дороге окрыленный (ну, непонятно, право, чем)
вдруг песню написал, сложил внезапно. Не всю, конечно,
сразу, но мелодию, припев придумал и один куплет, а утром
встал и остальные два досочинил. Вот так, впервые в жизни.
Отличился.
Но, увы, именно с этого приступа вдохновения и
начался разлад между приятелями, Кузнецовым и Зухны,
который ужасной, мерзкой сценой напротив туалета женского
(у входа в темный узкий холл аудиторий электро
механического корпуса) всего лишь пару лет спустя
прискорбно подытожен был.
Песня не понравилась Зухны решительно. То есть
начало только лишь услышав, "фугас — на нас", "страны
войны", такую рожу кислую состроил Леня, что плавный
переход аккордов музыкальных одного в другой слегка
подрастерявшийся Кузнец невольно парой неуместных пауз
нарушил.
Когда же руки с клавиш он убрал совсем, то
беспардонный, грубый Ленчик ему сейчас же предложил
такой вот джентльменский вариант:
— Я, бля, одно могу пообещать, если ты больше об
этой херне не вспомнишь никогда, то и я никому ничего
никогда не стану рассказывать.
Короче, играть, исполнять, на конкурсе за место
первое бороться отказался наотрез. То есть, Тухманова с
Антоновым, вроде как бы черт с ними, готов был ради дела,
прикрытья, инструментов, комнатухи этой без окон, без
дверей, а Кузнецова, значит, на фиг. Обидел, что и говорить.
Более того, подвел невероятно, ибо для выступления на
фестивале студенческом ему пришлось искать замену, срочно,
Петь мог Толян и сам, а звуки одновременно извлекая из
пианино и органа электрического, еще и на гитаре тренькать,
уже никак.
Ну, в общем, началось, поехало. Кузнец с товарищами
взял первую свою высоту-высотку, пядь в мире серьезных дел
и начинаний важных, гражданской темой покорив жюри. А
Зух два дня спустя, с дворовым шалопайским шиком пивко
несвежее залив портвейном непрозрачным, не только словом,
но и действием надумал унижать достоинство седого ветерана,
вахтера электро-механического корпуса ЮГИ, стаканчик
белой чистой по-простому, по-людски, хрустящей луковкой
заевшего.
— Куда ты прешься, идол, на ночь глядя?
— Репетировать.
— А девку на чем играть ведешь?
— Тебе какое дело, старый пень? На барабане…
Хорошо, Шурка Лыткин, одноклассник, фэн,