Читать «Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева» онлайн - страница 116
Сергей Солоух
простившая уже, лишь улыбалась, "ну же, ну," — любуясь
нежным и чуть вздрагивавшим золотом. Он волновался, он не
решался, смешил забавно заострившимся и удлиннившимся
как-будто носом, и так хотелось миг борьбы его с самим собой
(начало сдачи, отступления продлить) купаться, фыркать в
нем, нырять, но жалость и любовь сильнее оказались эгоизма
победительницы:
— Ага, а мне, так надо понимать, пока что лучше здесь
побыть?
— Тебе… тебе тут лучше оставаться, — померкли
несравненные, опали.
— А, вот как.
— Да, Валера, я женился…но… но, в общем-то, не в
этом дело.
"Конечно, конечно же, мой славный дурачок,"- дочь
следопыта-скорняка смотрела ласково, неправильно, не так
как надо, как всегда, короче, — " Ты говори, я слушаю, чего
держать все это, говори, давай, пока смешно не станет
самому."
Ах, Господи, зачем, зачем он клятву, данную стеклу
вагонному, линялой шторке позавчера, нарушил и позвонил,
за три часа до отправленья электрички на Тайгу не выдержал,
набрал ненужный номер в будке телефонной. Хотел быть
честным, объясниться. С кем? С незнающим унынья сгустком
задорной плоти? О чем? О чем он говорить хотел с рекою,
ветром, цветущим лугом? Смысл жизни — смех. Цель, планы
рожица. Страх, ужас, безысходность — язык в развратных
розовых сосочках.
Можно подумать, не отрезал он, не отрубил, две
майские недели тому назад, десятого гвардейского числа,
когда в руке ладошку пряча Лены Костыревой, сестренки
младшей ваятеля и живописца, кивнул распорядительнице
ЗАГСа, толстухе с замазанными пудрою прыщами:
— Согласен. Да.
Он снова погибал, он снова возвратился в канун
проклятый бесшабашной, шумной ежегодной стрельбы по
люстрам полупрозрачным пластиком, в пору, когда Елена
Костырева, к высокому стремящееся существо, однако,
вынужденное мириться с участью невыносимо пошлой
студенточки прилежной курса первого, вдрызг разругавшись с
мамой (весьма практичным орнитологом, специалистом по
пернатым) на поезд села, и в ночь малороссийскую была
увезена в великорусском направлении. Прибыв в столицу,
целый день на Чистых Патриаршии пруды искала, ну, а наутро
с мокрыми ногами и неопасным першеньем в горле на
самолете Аэрофлота убыла в богемную Сибирь.
Таким вот образом, с небес, в нежнейшей дымке
семицветной керосиновой и в реве зверском все за собою
выжигающих турбин к нему явился избавитель, без крыльев,
но в образе голубки кареглазой.
— Волчонок, — Алеша ей представился с привычным
фатализмом.
— О, значит вечера мы будем проводить за долгою
игрою в бисер, — немедленно откликнулась Елена.
А он не понял, не понял сразу, не врубился, забаву
поначалу эту странную не оценил, игру, которая неспешную,
что теплится от паузы к паузе, беседу предполагает. Стакан
молдавского, туман во взоре от постепенно тающих
кристалликов-зрачков, и желтый язычок свечи на каждой
грани.
— Так жить нельзя, ты должен убежать, уехать,
перевестись, ну, в Запорожье то же.
"Валера, — назавтра будет Алексей строчить, теряя
поочередно, то лекции холодной нить, то сумасшедшего
письма идею пылкую, — я уже знаю, почти знаю, как можно все
исправить, переменить…"