Читать «Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева» онлайн - страница 116

Сергей Солоух

простившая уже, лишь улыбалась, "ну же, ну," — любуясь

нежным и чуть вздрагивавшим золотом. Он волновался, он не

решался, смешил забавно заострившимся и удлиннившимся

как-будто носом, и так хотелось миг борьбы его с самим собой

(начало сдачи, отступления продлить) купаться, фыркать в

нем, нырять, но жалость и любовь сильнее оказались эгоизма

победительницы:

— Ага, а мне, так надо понимать, пока что лучше здесь

побыть?

— Тебе… тебе тут лучше оставаться, — померкли

несравненные, опали.

— А, вот как.

— Да, Валера, я женился…но… но, в общем-то, не в

этом дело.

"Конечно, конечно же, мой славный дурачок,"- дочь

следопыта-скорняка смотрела ласково, неправильно, не так

как надо, как всегда, короче, — " Ты говори, я слушаю, чего

держать все это, говори, давай, пока смешно не станет

самому."

Ах, Господи, зачем, зачем он клятву, данную стеклу

вагонному, линялой шторке позавчера, нарушил и позвонил,

за три часа до отправленья электрички на Тайгу не выдержал,

набрал ненужный номер в будке телефонной. Хотел быть

честным, объясниться. С кем? С незнающим унынья сгустком

задорной плоти? О чем? О чем он говорить хотел с рекою,

ветром, цветущим лугом? Смысл жизни — смех. Цель, планы

рожица. Страх, ужас, безысходность — язык в развратных

розовых сосочках.

Можно подумать, не отрезал он, не отрубил, две

майские недели тому назад, десятого гвардейского числа,

когда в руке ладошку пряча Лены Костыревой, сестренки

младшей ваятеля и живописца, кивнул распорядительнице

ЗАГСа, толстухе с замазанными пудрою прыщами:

— Согласен. Да.

Он снова погибал, он снова возвратился в канун

проклятый бесшабашной, шумной ежегодной стрельбы по

люстрам полупрозрачным пластиком, в пору, когда Елена

Костырева, к высокому стремящееся существо, однако,

вынужденное мириться с участью невыносимо пошлой

студенточки прилежной курса первого, вдрызг разругавшись с

мамой (весьма практичным орнитологом, специалистом по

пернатым) на поезд села, и в ночь малороссийскую была

увезена в великорусском направлении. Прибыв в столицу,

целый день на Чистых Патриаршии пруды искала, ну, а наутро

с мокрыми ногами и неопасным першеньем в горле на

самолете Аэрофлота убыла в богемную Сибирь.

Таким вот образом, с небес, в нежнейшей дымке

семицветной керосиновой и в реве зверском все за собою

выжигающих турбин к нему явился избавитель, без крыльев,

но в образе голубки кареглазой.

— Волчонок, — Алеша ей представился с привычным

фатализмом.

— О, значит вечера мы будем проводить за долгою

игрою в бисер, — немедленно откликнулась Елена.

А он не понял, не понял сразу, не врубился, забаву

поначалу эту странную не оценил, игру, которая неспешную,

что теплится от паузы к паузе, беседу предполагает. Стакан

молдавского, туман во взоре от постепенно тающих

кристалликов-зрачков, и желтый язычок свечи на каждой

грани.

— Так жить нельзя, ты должен убежать, уехать,

перевестись, ну, в Запорожье то же.

"Валера, — назавтра будет Алексей строчить, теряя

поочередно, то лекции холодной нить, то сумасшедшего

письма идею пылкую, — я уже знаю, почти знаю, как можно все

исправить, переменить…"