Читать «Имя России. Сталин» онлайн - страница 6

Мол, оба «гениально выразили характер и дух русского человека».

Что тут сказать? Судя по всему, у Минкина — надо же, тёзки светлого русского гения Александра Пушкина — не всё в порядке не только со знанием истории (даже самые злобные ненавистники Сталина не рискнули бы приписывать Сталину привод к власти Гитлера), но и с чувством юмора…

Зато с этим чувством всё и всегда было в порядке у самого Александра Сергеевича. И он — особенно если бы познакомился с «гениальным» творчеством действительно нередко талантливого Владимира Высоцкого, не оскорбился бы сравнением себя с хрипловатым певцом, а всего лишь искренне — по-пушкински рассмеялся бы…

Причём он посмеялся бы над напыщенной глупостью Минкина не только по поводу сравнения себя с Высоцким, но и из-за минкинской попытки подольститься к памяти Пушкина, поставив его на первое место в пантеоне русской истории… Пушкин был не только (да и не столько) поэтом, а ещё и мыслителем, философом, и он прекрасно сознавал свой исторический масштаб. Скажем, он был лишь певцом Полтавы, а Пётр — её творцом! Это Пётр говорил под Полтавой своим усачам: «Не за Петра, а за Отечество, Петру вручённое…»

Такого национального лидера Пушкин мог лишь воспеть. Но пытаться равняться с ним — увольте! В отличие от Александра Минкина, Александр Пушкин понимал суть исторических процессов.

Увы, Минкин не знает не только собственной истории и не разбирается не только в российской словесности, но ещё и слаб в знании нормативных для любого квалифицированного журналиста трудов современных европейских исследователей. Скажем, Минкин заявляет: «Самый известный немец на планете — Гитлер (уже с этим можно поспорить, потому что у лютеран в мире скорее популярно имя Лютера. — С. К.). Но у немцев сегодня ни в коем случае он не получил бы первое место. Его даже в список не включили бы. Для немцев отвратительна сама мысль, что у их страны может быть такое имя…»

Минкин здесь намекает, что и для него, мол, отвратительна сама мысль, что символом России может быть имя Сталина. В опровержение этого удивительного по злобе и несправедливости «намёка» по части Сталина я мог бы привести множество мнений даже не соотечественников Сталина, а иностранцев самых разных политических взглядов…

Однако и по части оценок в Германии Гитлера — даже вполне респектабельными немцами — Минкин нахально невежественен. Возьмём, например, Иоахима Феста.

В 1973 году он, редактор одной из авторитетнейших германских газет «Франкфуртер альгемайне цайтунг», лауреат многих премий за деятельность в области науки и культуры, в том числе — премии имени Томаса Манна, опубликовал тысячестраничную биографию Гитлера, быстро переведённую на 15 языков и изданную в разных странах миллионными тиражами.

И в своем «Предваряющем размышлении» к биографии Гитлера этот буржуазный либерал и интеллектуал написал вот что:

«…Если бы в конце 1938 года Гитлер оказался жертвой покушения, то лишь немногие усомнились бы в том, что его следует назвать одним из величайших государственных деятелей среди немцев, может быть даже завершителем их истории. Его агрессивные речи… и его планы мирового господства канули бы, вероятно, в забытьё как творение фантазии его ранних лет и лишь от случая к случаю вспоминались бы, к негодованию нации, её критиками».