Читать «Татьяна Набатникова» онлайн - страница 60

Сейчас-то он понимает, что она могла и даром, просто от щедрот своих, она такая.

Но неправильно это, нет, неправильно!

И так сразу и остался холодящий этот металлический привкус недоверия, сомнения этого…

Но хорошее было лето, роскошное лето было, сессия, голова кругом, парк, теннис, ночи, комары опять, лес, юная она…

Потом разъехались неизбежно на каникулы, и их разделил месяц времени. Месяц в юности – это тридцать новых жизней. Между июлем и сентябрём уместилось тридцать других юностей, которые он прожил без неё, и когда они встретились в сентябре – это была уже тридцать первая юность после давно минувшей, оставленной где-то в июле. Другие люди встретились, другое варево готовилось, в других условиях. И не было, не оказалось убедительной силы противодействия внутри, когда поманило, понесло, повлекло в другие стороны. Неосторожные были телячьи скачки вбок – юность бодливая, жадность испробовать все варианты; ещё не могли предвидеть, какие потери таятся в кажущихся приобретениях; и были тоскливые возвращения друг к другу, осенние, со слезами – не прощения, нет – потери. Опять соединялись, но не праздновать любовь, а справлять по ней общие поминки.

Она уехала в Новосибирск, и он к ней слетал: зима была, она шла впереди, медленно ступая, отпечатывая на снегу следы своих мягких оленьих унт. Они и любили ещё, но у каждого на уме и на языке уже был кто-то другой, полуприсутствующий в расчётах. Полугорько полупростились они тут.

Он женился первый. Трудно женился: не хотел, да пришлось, как это бывает; написал в Новосибирск отчаянное письмо – как товарищу вроде. Она ему, отбросив всякую гордость, кричала по телефону с почты: «Это нельзя делать, окстись, это нельзя, пусть ребёнок, будь отцом, но женятся ведь не на ребёнке, это ведь на всю жизнь, одумайся, пожалеем мы с тобой, прогадаем и будем всю жизнь жалеть, а…» Так кричала ему, а он только тупо мотал башкой: нет, нет, не могу, нет, нет.

И что? Промучился пять лет, всё равно разошлись, и сын не спас.

Таким образом, у него за плечами среднестатистическая жизнь среднестатистического инженера: политех, один развод, второй брак, по одному ребёнку от каждого, кандидатский минимум и прожиточный, двухкомнатная квартира, смешавшая запахи троих обитателей в один, и этот суммарный общий запах и есть счастье, и задумываться недосуг и нет нужды.

И вот вдруг – эти старые письма.

Ирка чувствует: что-то в нём творится, реакция воспоминания идёт – и не досаждает ему, не лезет с бытом. Нормальная жена.

Но как подумаешь – какую любовь промотали, а? Если то было всё правда, что он помнит – какая была любовь! Имеем – не ценим, потеряем – плачем.

Ему вдруг захотелось узнать, где она, как, что с ней. Ну, как в эксперименте необходимо несколько точек, чтобы вычертить кривую процесса, так ему понадобилась теперешняя, по прошествии восемнадцати лет точка, по которой он мог бы вычертить кривую своего представления о ней, о Ларисе. Чтобы понять, что же то было. И кто же была она – чудо ли чудное, нечаянный ли вывих из обыденной жизни?