Читать «Эфирное время» онлайн - страница 22

Полина Дашкова

— Да, конечно, — рассеянно кивнула Лиза.

— И все-таки заряжаться надо.

— Я слушаю классическую музыку. Иногда катаюсь на горных лыжах.

— Этого мало, — он улыбнулся и откровенно облизнул губы.

«Дурак и пошляк», — устало прокомментировала Лиза.

— Кстати, насчет личной жизни, спорта, музыки и всяких увлечений, — продолжал Красавченко, — мой хороший знакомый, корреспондент голландского журнала «Фольксгарден», просил меня поговорить с вами о возможности интервью. Он пожилой человек, вполне интеллигентный. Его зовут Давид Барт. Он отнимет у вас не больше тридцати минут.

— Очень интересно, — Лиза натянуто улыбнулась, — он разве не может просто подойти ко мне в фойе, в перерыве? Я только и делаю, что даю интервью.

— Вы отвечаете на вопросы, касающиеся конференции, а он хочет поговорить с вами о другом. Его интересуете вы как личность, как женщина, если хотите…

— А если не хочу?

Лизу стал всерьез раздражать этот двусмысленный игривый тон.

— Ну, простите, возможно, я неудачно выразился. Хотя не вижу в этом ничего обидного. В общем, моему голландцу нужен неспешный, теплый, доверительный разговор. К тому же у него нет аккредитации. А вы, сами знаете, как свирепствует сейчас охрана из-за сербов и арабов.

— Я не отвечаю на вопросы, касающиеся моей личной жизни, — быстро проговорила Лиза.

— Елизавета Павловна, но это невозможно. — Красавченко удивленно поднял брови. — Вы простите меня, но для человека вашего уровня это выглядит глупо, по-детски. Вы все равно никуда не денетесь от этих вопросов. По статусу вам положено участвовать хотя бы изредка в разных ток-шоу, давать интервью именно на эту тему. Вы ведь умная женщина, вы понимаете, что, если ваша личная жизнь станет тайной за семью печатями, начнут складываться мифы. О вас такое придумают, что мало не покажется.

— Анатолий Григорьевич, мне совершенно безразлично, что обо мне сочиняют. Но я в праве не принимать личного участия в мифотворчестве о своей скромной персоне.

— Ну вот, у вас стало совсем другое лицо, — Красавченко тяжело вздохнул, — только что от вас исходило тепло, свет, а сейчас — брр… так холодно, лед в глазах, лед в голосе. Кто-то из журналисткой братии вас сильно обидел?

Несколько секунд она молчала и вдруг весело рассмеялась.

— Я похожа на самоубийцу?

— Нет… Что вы имеете в виду? — на ее смех он ответил вежливой, недоуменной улыбкой.

— Обижаться на средства массовой информации, воспринимать их выпады всерьез — это медленный, но верный суицид. Такие вещи кончаются инфарктами, инсультами.

— Ну, тогда я тем более не понимаю, почему вы не хотите дать интервью голландскому корреспонденту.

— Потому, что именно из таких вот теплых доверительных разговоров и производятся мифы, дурно влияющие на общественное мнение. Особенно если интервью выйдет в свет на таком экзотическом языке, как голландский, в двойном переводе. Не исключено, что найдется какая-нибудь желтая газетенка, которая потом переврет мои слова как угодно. А если я вдруг не выдержу и подам в суд, то ответчик может сослаться на неточность перевода.