Читать «Парень из Сальских степей» онлайн - страница 3

Игорь Неверли

Он сел на край нар и сразу приступил к делу:

— Я пришел за вами.

— За мной? Да ведь я завтра возвращаюсь в столярную мастерскую.

— Это бессмысленно. После тифа и воспаления легких — на тяжелую работу? Быстро выдохнетесь. Послушайте, я теперь врач четырнадцатого блока. Мне дают пятьсот пятьдесят туберкулезников из всех лагерей Европы. Я уже подобрал санитаров. Хорошая компания: одни политические, ни одного уголовника! Нам только писаря не хватает. Вы им и будете.

Так я попал вместо столярной в четырнадцатый блок и начал вести книгу живых и мертвых.

В ревире уже давно произошло резкое деление на блоки шакальи и человеческие. В одних наживались на бессилии заключенных, в других действительно лечили. А нужно вам сказать, что лечить в концлагере — это было целое искусство, сопряженное с большим риском.

Выдержать нажим эсэсовской медицины, стремившейся к быстрейшему и полному уничтожению «цугангов» , мог только человек великого сердца и отваги — крепкий конспиратор. Нужно было получать контрабандой лекарства от родных и Красного Креста, организовать настоящее лечение, укрывать слабых, умело сохранять тайны блока. Этих и многих других предметов лагерного лечебного дела не преподавали в университетских клиниках. Подобные пробелы в своем образовании лагерный врач должен был восполнять на ходу, практикуя под сенью окружающих его виселиц.

Из окон старых больничных бараков в задумчивости смотрели на новый четырнадцатый блок профессор Михалович, хирург Поплавский, доктор Величанский и несколько других участников тайного Союза добрых врачей.

«Русский доктор» носит койки, переселяет больных. Устраивается. Товарищ или каналья?

В шакальих блоках тоже выжидали:

— Что за фрукт? На что он клюнет: на тряпки, на водку, на звонкую или шелестящую валюту? У него пятьсот пятьдесят порций, крупное дельце. Что ж, надо с ним выпить, а станет своим — по рукам, и баста!

Но сразу же после устройства «русский доктор» демонстративно показал, на чьей он стороне.

— Завтра выдадут посылки, — сказал он за ужином своей команде. — Я видел список. Посылки прибыли Добржанскому, Чижу и мне.

— Вам? — вырвалось у Добржанского, который не умел ни врать, ни притворяться.

— А вы думали, что я сирота? У меня тоже есть семья, да еще какая! А посылки я предлагаю отдавать в общий котел. Нас семеро. Пятеро получают, а двое нет. Угощать сами знаете как: иногда неловко, обе стороны стесняются. Лучше всего — общий стол, общий повар, и дело с концом!

Предложение прошло без возражений. Тогда «русский доктор» внес второе предложение.

— На Курпях, — сказал он и с мягкой усмешкой добавил: — у нас на Курпях в новом доме всегда справляется «новоселье», приглашаются соседи, разумеется, хорошие. Может быть, мы эти первые три посылки оставим для приема? Товарищеская вечеринка, понимаете, — чем хата богата! Пригласим нескольких врачей, ни одной сволочи, конечно! Соберемся, выставим сторожевых, побеседуем за ужином, споем потихоньку. Чиж организует все это как следует.

Действительно, Чиж, молодой штейгер или помощник штейгера — я не разбираюсь в шахтерских званиях, — словом, Генек Чиж из Домбровы, который все свободное от работы под землей время проводил когда-то в любительских рабочих хорах, устроил вечер, достойный четырнадцатого блока: было пение, декламация и прочая самодеятельность, в том числе и выставка карикатур лагерного художника Васнавского. Добржанский, добрейший и тишайший из агрономов, которых когда-либо рождала Пулавская земля, так изобразил последние минуты Гитлера, Гиммлера и нашего Тумана, что все мы получили настоящее наслаждение! В заключительной части вечера корифей «науки о лагерях» Шиманский, изучающий немецкие лагеря с 1939 года, выступил с превосходной лекцией на тему: «Бухенвальд, Гросс-Розен и Дахау — практические советы».