Читать «ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО» онлайн - страница 51

Вадим Белоцерковский

С оставшейся половиной (и с помощью союзников) удалось в конце концов выиграть войну. И если бы Сталин в два раза меньше строил военных заводов, ему не нужны были бы драконовские меры для проведения форсированной индустриализации, у людей не пропало бы желание защищать страну, и он мог бы добиться победы без разгрома в 41-м, без колоссальных потерь.

Однако правящий класс не понял этой диалектики, и после смерти Сталина продолжал политику форсированного вооружения. И эта политика была еще более параноидальной, так как Советской России уже никто не угрожал. Например, до 60-х годов, до полета Гагарина, в стране не было средств доставки ядерного оружия в Америку, а США при желании могли бы поразить СССР, обладая подавляющим превосходством в военной авиации, базами вблизи советских границ и большим авианосным флотом. Но американцы не пользовались своим превосходством даже для шантажа. Страны с современной, весьма уже развитой демократией не способны к агрессии. Они только пытались сдерживать агрессию Советского Союза. Как то было, к примеру, в Южной Корее и Южном Вьетнаме.

Стремление вооружаться по максимуму, обрекая народ на нищенское прозябание и погибель, сохранилось у российских правящих кругов и до сего дня. Был построен, к примеру, сверхдорогой крейсер «Петр Великий», разработаны и построены новые стратегические ракеты, но не было создано средств спасения морских судов. На это денег уже не осталось. В результате российские водолазы, не имея современного оборудования, не смогли даже проникнуть в «Курск»! И весь его подъем был осуществлен водолазами Норвегии и Бельгии с помощью своих технических средств и кораблей.

Рассказ о войне получился очень обширным. Но что поделаешь, это была целая эпоха, а не обычные четыре года. Сказался эффект уплотнения времени за счет изобилия событий, переживаний, потрясений.

Глава 4 В руках ГБ

Зимой 1944—1945 года, когда я учился уже в экстернате, в доме у моей одноклассницы я встретил однажды мужчину, говорившего с легким иностранным акцентом. Моя знакомая очень смутилась, что я увидел у нее этого человека, и попросила никому о нем не говорить. Были и другие нюансы, показавшиеся мне подозрительными. Короче, я заподозрил в нем немецкого шпиона! Как же, война продолжалась, и везде призывали к бдительности.

Но идти в «органы» все-таки не хотелось, и я обратился за советом к другу отца, инженеру-строителю МВД, очень симпатичному человеку. Если я не путаю, звали его Иваном Ивановичем Безродным. (Он, видимо, был из беспризорных.) С отцом мне тогда не захотелось советоваться: он плохо чувствовал себя и находился в депрессии.

Друг отца, Иван Иванович, выслушав меня, помрачнел и сказал, протянул, что да, надо бы пойти... Но как-то очень тихо это сказал, опустив глаза. Он, видимо, боялся открыто меня предостеречь. Но интонационного намека я не понял. Иван Иванович высказал также предположение, что этот иностранец вряд ли является немецким шпионом. Шпионы говорят без акцента! Скорее всего он гость или сотрудник каких-то советских организаций... Друг отца, возможно, продолжал таким образом отговаривать меня, но я не «врубался».