Читать «ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО» онлайн - страница 410

Именно такой случай представляет собой упоминаемая в моей статье передача об убийстве Столыпина евреем Богровым. И в будущем в подобной ситуации, если она повторится и администрация не примет мер, я также не буду считать себя связанным условиями «5 пункта»».

Предвижу вопрос, зачем мне надо было брать на себя ответственность за вставку, сделанную редакцией «Нэйшн»? Совершив один диссидентский поступок, я уже не хотел останавливаться, защищаться формальным образом, уступать в главном, в принципе, трусить. Тем более что фрагмент-то был справедливым и взят из внутреннего доклада Сената. Потом я понял, что поступил правильно, только надо было все-таки ткнуть в нос администрации РС, что я цитирую Конституцию ФРГ. Кэтрин ван ден Хэйвел рассказала потом в «Нэйшн», как происходило мое увольнение. (Она была в контакте с К. Пеллом и имела от него достоверную информацию.) После появления моего протеста все высшие руководители РСЕ/РС собрались в Вашингтоне, в штаб-квартире BIB, чтобы обсудить создавшееся положение, и по возвращении в Мюнхен президент обеих радиостанций Джеймс Бакли вызвал к себе руководителей и юристов отдела кадров и приказал: «Выгнать этого сукина сына!» (Get rid of the son of a bitch!). Это меня, значит. Я очень горжусь этим обозначением моей личности в устах подручного мистера Шекспира! (И вновь переплетение жизни: Джеймс Бакли в прошлом, еще будучи сенатором, посетил в Москве Сахарова, произвел на него хорошее впечатление и имел с ним беседу, которая была широко распечатана в прессе Запада.) Так что в отделе кадров в любом случае нашли бы повод меня уволить. Хотя у нас говорили, что юристы пытались убедить Бакли, что по немецкому законодательству, в юрисдикции которого находились все штатные сотрудники станции, уволить меня очень трудно (так, чтобы я потом не мог по суду восстановиться).

Седьмого мая мне было сообщено из Рабочего совета радиостанции, что администрация намерена уволить меня за мой протест против выговора.

Никогда не забыть мне выражения лица, с каким Анита восприняла мои слова, когда я, вернувшись 7 мая с работы, сказал: «А ведь меня все-таки увольняют!». Для нее это был очень тяжелый удар, ей трудно было понять, как это могло произойти. Напомню, что, кроме всего прочего, с нами жила моя дочь Женя. К моменту моего увольнения ей исполнилось 12 лет. Анита у Нейманиса получала очень скромную, «русскую» зарплату, вчетверо меньше моей, и у меня не было никаких надежд найти какую-либо другую работу.

Неожиданно для меня 22 сотрудника русской редакции (около половины творческого состава), люди разных волн эмиграции и этнического происхождения, подписали обращение к администрации с призывом воздержаться от увольнения Белоцерковского. (Членов НТС среди них, разумеется, не было.) Против увольнения высказался и Рабочий совет. Однако 14 мая я получил письмо об увольнении, в котором значилось: