Читать «Любовные секреты Дон Жуана» онлайн - страница 100

– Наверное, вы правы.

– Так на что вы рассчитывали?

– Точно не знаю.

– А почему пошли именно за мной?

– Потому что вы смеетесь невпопад, когда рассказывают анекдот.

– И вам это кажется привлекательным?

– Мне кажется, это признак некоторой наивности. Или искренности.

– Я не такая уж наивная.

– А я не такой уж искренний. Я пошел за вами потому, что у вас дырка на кофте, потому, что вы не были у парикмахера лет пять. И в силу всего этого выпадали из контекста.

– Из какого контекста?

– Контекста такого соседа, как Хуго Банс.

Она улыбнулась:

– Хуго был очень мил. Он просил меня о свидании.

– Вы согласились?

– Еще не решила.

– А зачем вам Хуго?

– Ничего лучше не наблюдается. Вообще, почему мои свидания заинтересовали такую знаменитость?

– Я не знаменитость.

– Вы Мистер Шипучка.

– Так вот как меня называют. А вы?…

Она улыбнулась, уже широко, показав не очень ровные зубы и розовый кончик языка.

– Меня зовут Келли.

– Келли. А могу я вас угостить, Келли?

– Бары уже закрыты.

– Я член небольшого клуба, здесь, за углом.

– Не сомневаюсь.

Несколько секунд она колебалась, потом засунула руки в карманы пальто, достала пачку дешевых сигарет, закурила.

– Ладно, Мистер Шипучка. Показывайте дорогу.

Келли вошла следом за мной в маленький клуб на Сент-Мартинз-Лейн. Она выглядела здесь чужой – все остальные женщины были в нарядах от лучших модельеров. При ярком свете она выглядела неопрятно, даже убого. Но мне было все равно. В ней таилась какая-то загадка, а я еще не разгадал какая.

Как выяснилось, она рисовала, занималась живописью. Относительная бедность, любопытство в глазах, непонятные оживление и отстраненность. Хотя моя работа и считалась творческой, я встречал мало настоящих художников – это не значит, что в тот момент я Думал, будто Келли – настоящий художник, ведь наличие мастерской и участие в паре выставок – недостаточная информация, чтобы делать какие-то выводы.

Но каковы бы ни были ее творческие возможности, она обладала одной особенностью, отличавшей ее от женщин, которых я знал по рекламному бизнесу. У нее полностью отсутствовала потребность продавать себя. И еще она неизменно выдерживала паузу после того, как ей что-то говорили, как будто ждала, пока смысл слов проникнет в самую сердцевину ее существа. Она всегда все внимательно изучала, скрупулезно исследовала и взвешивала возможные последствия. Разговаривая с ней, я зачастую ощущал себя полным ничтожеством – особенно если пытался произвести на нее впечатление. Но когда я не стремился казаться кем-то другим, когда становился самим собой, когда у меня находились средства выразить собственные чувства и мнения, а не предлагать то, что модно на этой неделе, или то, что представит меня в более выгодном свете, она отзывалась. Ее глаза расширялись, шея вытягивалась, она начинала слушать. Говорила она не много и не чувствовала в этом необходимости, если не знала, что сказать.

Несмотря на самообладание и интеллект, она была робкой и застенчивой, и мне это нравилось. Она опрокинула первый бокал, который я заказал, за первым вскоре последовал второй. Она ерзала на стуле и все время моргала. Казалось – хотя вряд ли я понимал это тогда, – что между ней и остальным миром слишком тонкий слой, что ее защитное поле создано из совершенно прозрачного материала. Это делало ее уязвимой, а в плане любви уязвимость, на мой взгляд, препочтительнее силы. Людей, лишенных слабостей, можно уважать, но любить их трудно.