Читать «Первое лето» онлайн - страница 9

Георгий Леонтьевич Попов

— Ты что, думаешь, они здесь отсиживаются?

— А ты так и поверил? То, сё, а о войне ни слова. Можно подумать, она их не касается.

Но Димка не разделял моих подозрений. Он втащил в избушку наши рюкзаки, повесил рядом с двустволкой видавшую виды «тозовку» и показал глазами:

— Бери!

Я взял валявшийся под навесом тяжелый деревянный молот на длинной рукоятке и пошагал следом за Димкой.

Пока мы возились у избушки, туман рассеялся и роса начала подсыхать. На фоне хвойной зелени яркими растекшимися пятнами пламенели кусты рябины. Буро-зелеными коврами стелился по склонам уже кое-где пожухлый папоротник. Там и сям висели темно-красные ягоды калины и шиповника. И всюду, куда ни глянешь, проступали из зелени лобастые валуны.

Пройдя немного, мы увидели дядю Колю. Он стоял около странного сооружения, которое перегораживало Китатку, и орудовал лопатой с загнутыми краями.

— Техника! — кивнул Димка.

В этом месте речка была метра три в ширину, не больше. Дядя Коля накидал в речку крупных камней и таким образом сузил ее до предела. Внизу, как раз под струей, он укрепил с помощью кольев лоток, похожий на колоду, из каких в деревнях поят скот. В самом конце, прямо над лотком-колодой, натянул проволочную сетку с мелкими ячейками.

Зачем все это надо было, не трудно догадаться. Галька остается в сетке, песок же просеивается и смывается быстрым течением. На дне колоды, обитом суконкой, и застревают такие желанные для каждого старателя золотые песчинки и крупинки.

— Что, пацаны, интересно? — стирая пот с лица, ухмыльнулся дядя Коля.

— Интересно,— сказал я.

— Интересно — это со стороны. А на самом деле работа как работа, не столько добычливая, сколько мозольная. Горы земли перекидаешь, прежде чем попадется золотинка. А самородок — тот и подавно в редкость. Я ведь уже пятнадцать годков стараюсь. Все здешние места облазил, в каждый ложок заглянул. Иной раз ходишь-ходишь, моешь-моешь, две рубахи и трое портков спустишь... Жена ругается, всякими словами обзывает, работал бы, говорит, на прииске... Но тайга — она манит. Тут ведь что? Тут, пацаны, главное азарт, как в иной игре. Пан или пропал. Бывает ведь и так: копаешь-копаешь песочек и вдруг, на тебе, самородок граммов на сто пятьдесят, на триста, на килограмм...

Дядя Коля говорил, не переставая кидать лопатой песок и гальку. Быстрая, свитая неведомой силой в толстый серебристый жгут вода падала с полуметровой высоты, быстро сбегала по лотку и смывала все дочиста. Лишь в сетке застревала галька вплоть до самых мелких камушков. Золотоискатель подходил, шлепая по воде, и отбрасывал их в сторону.

— А однажды, слышь, ковырнул, чувствую — что-то тяжелое, стою гляжу и с места не двигаюсь, точно сглазить боюсь. Присел это я на корточки, щупаю, понимаю, что большое золото привалило, а брать в руки не беру. Сердце, слышь, немеет и заходится. Сидел-сидел я так на корточках, наверное, минут двадцать сидел. Комары жалят, а мне хоть бы что.

— И сколько же он весил, тот самородок?

— Да порядочно, паря, а если точно сказать — килограмм и еще семьсот граммов. Это за раз-то, чуете? Не было ни рубахи, ни портков и на тебе — соболья шуба на плечи! А еще... Да что я, рассказать — не поверишь! Я и сам не поверил, сначала-то. Пнул сапогом, ковырнул лопатой, не может быть, блазнится, думаю, и — дальше, дальше... Но сердце-то — его не обманешь, не проведешь, оно чует... Воротился я к тому тусклому и с виду-то совсем не желтому, то есть не золотому камушку, сперва, как водится, поплевал, погладил камушек ладошками, приласкал, потом осторожненько выломал его из земли-породы и... жаром-холодом весь так и облился. Ах ты, дурень-дурень, а еще вольным искателем-старателем прозываешься, думаю про себя. Прикинул на ладони — эге, думаю, на это лето хватит, с избытком хватит, еще и на будущее останется, надо к жене и деткам подаваться. Да и нетерпение, признаться сказать, вдруг всего обуяло. Очень уж захотелось прийти на прииск, положить самородок на весы и посмотреть, как все будут изображать из себя выкинутую на берег рыбу: «Ах, Николай Степаныч! Ах, какой ты фартовый, Николай Степаныч!» Собрал я монатки и в тот же день дай бог ноги.