Читать «Признания и проклятия» онлайн - страница 43
Эмиль Чоран
Трудно не испытывать ненависти к другу, который оскорбил вас в припадке бешеной ярости. Напрасно повторять, что он был не в себе: вы реагируете так, как будто на сей раз он открыл перед вами какую-то доселе надежно скрываемую тайну.
Если бы Время являлось имущественным достоянием,
Отказ от мести льстит нам лишь наполовину, ведь мы никогда не узнаем, на чем основано наше поведение — на благородстве или на трусости.
Познание, или преступная нескромность.
Тщетно надеяться на то, что удастся побыть одному. Всегда в компании с самим собой!
Не будь воли, не было бы и конфликтов: с больными абулией никаких трагедий. Тем не менее отсутствие воли ощущается порой больнее, чем трагическая судьба.
Худо-бедно человек приспосабливается к любому фиаско, кроме смерти — подлинного фиаско.
Совершив низкий поступок, никак не решаешься в нем сознаться, указать виновного, погружаешься в бесконечные раздумья, которые являются не чем иным, как еще одной низостью, ловко сглаженной, однако, стыдом и угрызениями совести.
На рассвете с облегчением обнаруживаешь, что бесполезно докапываться до сути чего бы то ни было.
Если бы тот, кого называют Богом, не был истинным символом одиночества, я никогда не уделил бы ему ни малейшего внимания. Но поскольку меня всегда живо интересовали чудовища, то как я мог упустить из виду их противника, более одинокого, чем они все?
Любая победа в той или иной степени является ложью. Она лишь поверхностно затрагивает нас, в то время как поражение — каким бы незначительным оно ни было — задевает самое нутро, где оно постарается сделать все, чтобы мы о нем не забыли, так что в любой ситуации мы можем рассчитывать на его общество.
Какое количество пустоты я накопил в себе, сохраняя при этом свой статус личности! Это чудо, что я не взорвался под давлением такого объема небытия!
Если бы не аура Неизлечимости, тоска стала бы самой непереносимой из всех бед.
Меня давило сознание собственной мерзости. Никакие доводы не могли ни победить его, ни ослабить. Напрасно я вспоминал о том или ином достойном деянии — ничего не помогало. «Ты всего лишь статист», — повторял мне чей-то уверенный голос. В конце концов, совершенно вне себя, я ответил ему с нарочитым пафосом: «Называть меня так — это уж слишком. Неужели первый встречный должен в ожидании лучших времен стать заклятым врагом планеты — да что там! — врагом всей вселенной?»
Умереть значит доказать, что знаешь, в чем твоя выгода.
Мгновение, которое отрывается от всех остальных, освобождается и предает их, — с какой радостью мы приветствуем его неверность!
Если бы знать, когда моему мозгу придет
Если не изменить все полностью, — так, впрочем, никогда не бывает, — то никто не сможет разрешить собственных противоречий. Только смерть помогает это сделать, здесь она преуспевает, и в этом она превосходит жизнь.
Выдумал смертоносную улыбку.
На протяжении тысячелетий мы были всего лишь смертными; и вот наконец нас произвели в чин умирающих.
Подумать только, что можно было бы не проживать всю прожитую жизнь!
