Читать «Признания и проклятия» онлайн - страница 40
Эмиль Чоран
Любая
Разочаровавшись во всех, неизбежно приходишь к разочарованию в самом себе; если только с этого не начал.
«С тех пор как я изучаю людей, я научился лишь еще больше любить их», — писал Лафатер, современник Шамфора. Подобное замечание, звучащее нормально в устах жителя какой-нибудь швейцарской деревушки, показалось бы неподобающе простодушным в устах парижанина, посещающего салоны.
Сожаление о том, что ты не заблуждался, как все остальные, ярость оттого, что ты видел все в правильном свете, — вот тайная беда многих, кто не обманывается.
Как я мог хоть на миг смириться с тем, что не вечно? Однако такое со мной случается… сейчас, например.
Каждый цепляется как может за свою несчастную звезду.
Чем старше человек становится, тем чаще замечает, что, полагая, будто освободился ото всего, на самом деле он ни от чего не свободен.
На загнивающей планете следовало бы воздержаться от того, чтобы строить планы, но мы все равно их строим, поскольку оптимизм, как известно, — это судорога умирающего.
Размышление — это состояние бодрствования, поддерживаемое неясной тревогой, одновременно и опустошительной, и благословенной.
Он отказывался жить, покорно плетясь вслед за Богом.
Первородный грех и Переселение душ: оба связывают судьбу с искуплением, вне зависимости от того, идет ли речь о грехе первого человека или о тех, что мы допустили в наших прежних жизнях.
Кружась в танце, облетают последние листья. Нужна большая доза бесчувственности, чтобы противостоять осени.
Мы думаем, будто идем к той или иной цели, забывая, что на самом деле мы идем к цели как таковой, — в общем, к полному крушению всех целей.
Всегда подлинная, Боль — это вызов всеобщей мнимости. Как ей повезло, что она является единственным ощущением, лишенным содержания и даже смысла!
Despondency — это слово, несущее в себе все оттенки уныния, могло бы послужить ключом к моим годам, эмблемой моих мгновений, моего упорства в отрицании, моего отказа от любого будущего.
Когда пропадает желание проявлять себя, находишь убежище в музыке — добром гении всех, кто страдает безволием.
Поскольку доводы в пользу того, чтобы продолжать свое существование, кажутся все менее обоснованными, нашим последователям будет легче, чем нам, избавиться от пристрастия к нему.
Стоит нам обрести в чем-нибудь хоть малейшую уверенность, и мы перестаем относиться с недоверием к себе и другим. Доверие во всех его формах является источником действия, а значит, ошибки.
Когда встречаешь кого-то подлинного, это так удивительно, что начинаешь спрашивать себя, не стал ли ты жертвой ослепления.
К чему вести счет книгам-утешительницам, ведь хотя имя им легион, только две-три из них имеют значение?
Если не хочешь околеть с досады, оставь в покое свою память, не копайся в ней.