Читать «Юморески и другие пустячки» онлайн - страница 58

Петер Карваш

– Что Он говорил? – вытягивал Ной из нее информацию.

– Что ты все напортачил.

– Что? Так прямо и сказал «напортачил»?

– Кажется, он сказал «испохабил».

– Не может быть! – в отчаянии воскликнул Ной.

– Тогда иди и сам спроси. – Жена Ноева бросила картофелину в воду. – Кстати, Он просил передать, чтобы ты Ему на глаза не показывался.

– А еще что? – пискнул Ной.

– Он возлагает на тебя ответственность, – подчеркнула жена Ноева и поставила кастрюлю на плиту.

– За что? – Ной побледнел.

– Вообще за все. За погубленных животных, за спасенных животных, за неудавшуюся операцию «Потоп» со всеми потрохами. Ответственность на веки ложится на тебя.

Они помолчали.

– Он снимает меня с должности? – деловито спросил Ной.

– Хотел было. – Жена Ноева походя помешала что-то в чугунке. – Но я Его умолила.

– То есть как? Не понимаю!

– А что тебе тут понимать? Поплакала, обняла Его колена, напомнила про необеспеченных сынов и невесток, попросила отсрочки.

– А Он?

– Мол, оставит тебя эти оставшиеся триста пятьдесят лет до пенсии.

– Факт?

– Факт... Правда, – сказала жена Ноева, – если ты хочешь знать мою точку зрения...

– Много разговариваешь, – сказал Ной.

Так вот получилось, что Иафет родил Гомера, Магога, Мадая, Иавана, Фувала, Мешеха и Фираса. А Гомер опять же – Аскеназа, Рифата и Фогарма, тогда как сыновья Иавана были Елиса, Фарсис, Киттим и Доданим. От сих населились острова народов в землях их, каждый по языку своему, по племенам своим, в народах своих.

И так далее – вплоть до автора этих строк.

Воскресение Лазаря

– Иисусе Христе, – причитал Лазарь из Вифании сиплым тенорком, прижимая ладонь к распухшей щеке, – ой как зуб болит! Господи, чем я перед Тобой провинился, за что Ты меня так караешь?

– Не хнычь, – сказала брату Марфа. – В жизни не видела таких неблагодарных. Ты бы лучше радовался. Раз у тебя болит зуб, значит, ты живой. А несколько дней тому назад ты в могиле лежал, и у тебя вообще ничего не болело. И ты уже смердел, если хочешь знать. Так что давай-ка не возникай, живешь себе – ну и радуйся.

Марфа была женщина трезвая и практичная.

– Да уж, если б меня спросили, – пискнул Лазарь, скорчив гримасу, – я бы еще подумал...

– Не богохульствуй, – прикрикнула на него Марфа, стиравшая лифчики на рифленой доске, которая в Иудее, Галилее и близлежащих местах считалась последним словом технической мысли. – Не богохульствуй и не путайся у меня под ногами на кухне, ты же видишь, у меня большая стирка.

– Так ведь болит же, – продолжал скулить Лазарь.

Марфа выпрямила свой могучий стан и, помолчав, спросила:

– Я одного не понимаю: почему ты не попросил Учителя вылечить этот твой дурацкий зуб? Ведь для него это пара пустяков. Взял бы и уладил все одним махом.

Растерявшись, Лазарь умолк, зато из соседней комнаты зазвучал сочный, страстный, бархатисто-фиолетовый альт сестры Марии:

– Бога ради, перестаньте! Ведь это же ужасно!

– Что ужасно? – спросила Марфа через плечо и мокрой рукой, шершавой и красной от щелока, откинула слипшуюся прядь волос, нависшую на глаза.

– Этот ваш невыносимый цинизм! – воскликнула Мария, и ее стройный силуэт возник в дверном проеме. В руках у Марии были маникюрные ножницы, которыми она подстригала ногти на своих прекрасных, длинных ногах, покрытых нежным пушком. – Слышать этого не могу! Наш Учитель возвращает людям дыхание жизни и зрение, исцеляет от проказы, от падучей, от безумия, а вы хотите, чтобы он запломбировал Лазарю зуб! Вы с ума сошли! Завтра вы вздумаете занять у Него червонец! – Из черных миндалевидных глаз Марии сыпались молнии.