Читать «Придурок» онлайн - страница 89

Анатолий Алексеевич Бакуменко

— Мне пятьдесят, племянничек, — говорит она и уходит.

Это всё вьюга, это всё вьюга ворожит, посвистывает, водит нас по бесконечному кругу белых своих снов. Это она вымораживает одинокий чёрный дом за Кабацкой горой, кружит, метёт, и вылизывают её седые языки мёртвые глаза его окон.

Он понял, что так это было. И это было давно. Он понял, и стал выходить из «мычалки», чтобы очутиться вновь среди нас. Потому что беспокойство всё же сидело в нём, но где-то глубоко, где-то в подсознании, где-то в глубинах его мозга. Беспокойство вязалось с именами: Светлана, Галя. Потом всплыло откуда-то: Толя. Потом пришло ещё одно — Михайловна.

И это длинное имя — Михайловна, несло в себе тяжесть и угрозу.

На факультете было пусто, и поэтому громко хлопали, скрипели и двигались плашки старого паркета под ногами. Казалось, паркет лежит волнами, нет: казалось, он волнами движется под ногами, набегает, и об него, если ноги не поберечь, можно даже споткнуться. Да, пусты были коридоры факультета, никого не было в тёмных его закоулках, а в деканате сидел лишь один Семёныч — Валера, а ни Светланы Михайловны, ни секретарши не было. Валеру студенты не любили, потому что что-то нехорошее было в его улыбке. Она с подтекстом была, с каверзой: «я, мол, про тебя всё знаю, и ты у меня ещё поплачешь — по высшей мере». Так улыбался он только студентам. В общем: «Ау, к стенке пора тебе, к стенке»…

— Ну, что, парень, — Валера ласково улыбнулся, — пора домой? Пора, мой друг, пора, как говорится. Потому что сердце покоя просит. Ну и надоели же вы мне все, — нараспев протянул он, растягивая рот в ещё более ласковую улыбку. А куда уж более? Может, он был счастлив?.. А может, только казался себе. Таким.

Проворову было нехорошо, тоска сидела в душе его. Было понятно, почему он пришёл сюда: вылететь из института сейчас, когда осталось всего-то ничто, какие-то полтора года, вылететь сейчас было глупо. Всё равно диплом получать надо, хотя… зачем он ему? Он занят таким интересным ему делом… Нет, это и не дело вовсе. Это — жизнь, это — множество жизней, которые существуют в нём разом, и которые он переживает и проживает, которыми он живёт. И, если их остановить, прервать на время: на экзамены, зачёты, — мир станет тусклым сразу. Пустым. Мир потеряет смысл, потому что те жизни умрут… Мир станет похож на список вещей и предметов, против которых надо будет проходя мимо ставить галочки, отмечаясь. И это будет жизнь? Его жизнь?

И всё же он пришёл на факультет.

— А Светлана Михайловна?.. — начал он, но Валера оборвал его.

— А Светланы Михайловны нету!.. — широко и картинно развел руками Валера. — Она теперь всё время на больничном. Выйдет на денёк и опять — на больничный. Так что я здесь теперь! Я!