Читать «Придурок» онлайн - страница 127
Анатолий Алексеевич Бакуменко
Когда-то, когда-то давным-давно, в какой-то иной, в какой-то не моей, кажется уже, жизни, я проходил педагогическую практику в школе. Был урок литературы. Старший (десятый?) класс. Тема урока «Александр Блок». Над доской его портрет. На задней парте преподаватель-методист. Открывается дверь: «Можно?» На пороге Серёжка, копия Блока. Только не в приличном костюме и с галстуком-бабочкой, а в свитере, и лицо его несколько рыхловатое, а во рту справа золотая фикса. Он сел рядом с преподавателем-методистом. И весь урок я видел перед собой затылки школьников. Это они изучали живого Александра Блока. Сережке я простил эту мелкую его пакость: он был юн ещё, и ему так хотелось похулиганить. И он хулиганил.
А Проворов решился. Конечно, в подсказке Алексея не было ни капли здравого смысла, но делать-то что-то нужно было, нужно было сдвигаться, выползать из этой ямы, в которую он сам себя загнал… И он решился поверить, что Якутия для него — это цель. Временная… Это была, впрочем, не цель, а якобы цель, которая вносила в его поступки хотя бы видимость здравого смысла. Хотя… хотя он и понимал, что всё это сплошной абсурд. Бред сивой кобылы.
Якобы цель звучала примерно так: я книжный человек, и чтобы писать настоящую литературу, мне надо погрузиться внутрь жизни, узнать её изнутри, прожить её честной трудовой жизнью.
— Дед, ты, как Джек Лондон будешь, — сказал Алексей Давыденков.
— Ты напишешь героическую жизнь Старка… или Страка?.. — сказал он неуверенно.
— Может Чарли? Или Ситки?.. Нет, кажется, Ситки Чарли, — сказал Проворов, но вот ведь беда, он заранее знал всю бессмысленность своего этого предприятия. Это была очередная его глупость. Сколько ещё будет у него впереди?!. Да и будет ли? Может он просто исчезнет на этих невозможно-огромных пространствах Якутии, и не только друзья, он сам не сможет вспомнить уже никогда о собственном своём существовании. Которое было. Когда-то.
Когда-то было.
Юра Гаврилин неуверенно одобрил его, и Женя со Светой одобрили это его решение, и он стал собираться.
На билет до Верхневилюйска нужно было сто двенадцать рублей, и их надо было заработать.
О, спаситель наш, Ленхолодильник, сколько голодных студенческих тел ты откормил, скольким ты дал возможность жить и учиться!.. Если бы у меня был хотя бы маленький поэтический талантец, а не такой, как у Алексея или Бори Гершковича, я тогда сложил бы тебе оду! Что оду? — я сложил бы о тебе в благодарность гимн, гимн питерских студентов. Я знаю, тебя вспоминают твои служители и питомцы по всей России, что в России? Теперь твои питомцы разбросаны по всему зримому миру. Хвала тебе, о холодильник моей души, мой кормилец!