Читать «Толкин русскими глазами» онлайн - страница 8

По мнению цензоров, философия Толкина не вполне соответствовала официальной линии Коммунистической партии. Неприязнь была взаимной. В письме к своему сыну Кристоферу, Толкин писал:

Мои политические убеждения все больше и больше склоняются к Анархии (в философском смысле — разумея отмену контроля, а не усатых заговорщиков с бомбами) или к «неконституционной» Монархии. Я арестовал бы всякого, кто употребляет слово «государство» (в каком-либо ином значении, кроме «неодушевленное королевство Англия и его жители», то, что не обладает ни могуществом, ни правами, ни разумом); и, дав им шанс отречься от заблуждений, казнил бы их, ежели бы продолжали упорствовать! Если бы мы могли вернуться к именам собственным, как бы это пошло на пользу! Правительство — абстрактное существительное, означающее искусство и сам процесс управления; писать это слово с большой буквы или использовать его по отношению к живым людям должно объявить правонарушением. Если бы люди взяли за привычку говорить «совет короля Георга, Уинстон и его банда», как бы это прояснило мысли и приостановило жуткую лавину, увлекающую нас в Кто-то-кратию (L.63).

В «Большом энциклопедическом словаре» — последнем, изданном в коммунистическую эпоху (1991 г.) (БЭС, 11.480) — имеется лишь краткая статья, характеризующая ВК как книгу, содержащую «пессимистическую концепцию о необратимом влиянии зла на историческое развитие». Согласно такой формулировке, сочинения Толкина вступают в противоречие с обязательным оптимизмом социалистического реализма, который в Советском Союзе считался единственно приемлемым литературным методом.

Суть советской словарной статьи резко контрастирует с высказыванием К. С. Льюиса в его статье «Развенчание власти».

Сам текст учит нас, что Саурон вечен; война Кольца — лишь одна из тысяч войн против него. Хорошо бы достало нам мудрости каждый раз опасаться его окончательной победы, после которой уже «не станет больше песен» <...> И, победив в очередном сражении, мы не должны забывать, что победа наша не окончательна. Если нам непременно нужна мораль в этой истории, то вот эта мораль: возврат от снисходительного оптимизма и плаксивого пессимизма в равной степени, к мучительному, но не вовсе безнадежному пониманию неизменно тяжкой участи человечества, присущему героическим эпохам.

Толкин — реалист, призывающий читателя быть на высоте положения и ответить на вызов Зла, не теряя надежды на то, что Добро, если оно еще сильно, снова может восторжествовать. В Советском Союзе такой тип «реализма» имел очевидный политический подтекст.

Впервые перевод на русский язык произведения Толкина опубликован в 1969 г. Это был отрывок из седьмой главы «Хоббита» («Необычайное жилище»), напечатанный в ежеквартальном журнале «Англия», издававшемся Британским Министерством иностранных дел для распространения в Советском Союзе. «Англия» была частью поддерживаемого государством культурного обмена между Великобританией и СССР во времена «холодной войны». Несколько идеологически адаптированный официальный перевод «Хоббита» был вынужден ждать своего часа вплоть до 1976 года.