Читать «Гибель на рассвете.Подлинная история убийства Гейдриха» онлайн - страница 124

Алан Берджесс

Когда Ян и Йозеф ушли, Петрек знал, что на данный момент ему удалось лишь отсрочить так серьезно задуманную акцию, но не заставить их полностью от нее отказаться. Они по-прежнему горели желанием каким-то образом искупить то ужасное возмездие, которое обрушилось на головы их соотечественников в результате совершенных ими действий. И только время могло уменьшить их страдания.

Важную роль в этом процессе играла Анна Малинова. Ян теперь встречался и проводил с ней каждый день и почти каждый вечер. Она, с ее добротой и нежностью, была своего рода оазисом в мире полном ненависти и жестокости. Она с такой жалостью ласково гладила его шрамы, будто они жгли не его, а ее собственную нежную кожу. Она единственная связывала Яна со святостью и реальностью мира.

Он встретился с ней на мосту, на их обычном месте. Она тоже слышала о Лидице, и ей было достаточно одного взгляда, чтобы понять, какую душевную муку переживает Ян. Она крепко держала его за руку, когда они шли по набережной Влтавы до трамвая, чтобы доехать до пустой квартиры Индры. В жаркие солнечные июньские дни жителям Праги казалось, что все пронизывающая атмосфера страха, висящая в воздухе, как тяжелая пыль, понемногу рассеивается. Уже влюбленные гуляли в тени каштанов по набережной, топча ногами опавшие лепестки цветков. Женщины с колясками и детьми сидели на скамейках и смотрели на плавающих лебедей. Люди праздно прогуливались взад-вперед, глядя то на голубое небо, то на темную Влтаву, стараясь забыть о существовавшем повсюду безумстве. Многим жителям Праги в те дни казалось странным, что солнце продолжает вставать и садиться, река течь и цветы цвести, как будто это кровавое буйство человекообразных зверей не имеет ни малейшего значения. Где-то в мироздании бог и природа разошлись, иначе травы должны были бы увянуть, и солнце остановить свой суточный ход по небу — при виде мира, разорванного ненавистью и униженного болью.

В квартире Индры все отчаяние Яна излилось, и Анна дала ему выговориться. Он говорил, что так не может продолжаться.

Больше ни дня. Они должны сдаться. Надо как-то остановить это слепое, бессмысленное кровопролитие. Они выполнили свою задачу, их собственная жизнь ничего не стоит в общем ходе вещей. Он больше не может выносить ответственность за такое количество смертей. Понимает ли она это? Она, правда, понимает?

В этом было больше риторики, чем действительности, но она дала ему руку и пыталась утешить его. Она заварила горячий эрзац кофе и заставляла его выпить. Она заставила его ходить с ней по квартире и, осматривая спальню, ванную, кухню, находить в них недостатки. Но даже у нее недоставало отваги, чтобы сказать: «Когда-нибудь и у нас будет такая квартира.»

Позже она рассказала об этом тетушке Марии в надежде, что та может обладать большими исцеляющими способностями, чем Анна из-за недостатка опыта. Она рассказала ей, как они пытались уравнять практический порядок в квартире и расстановку мебели, простой порядок жизни, который они должны иметь по праву, и полное уничтожение, которое, казалось, возвышается над ними и висит повсюду в воздухе. На фоне огромности нацистской мести их жизнь и поступки казались жалкими и ненастоящими. Даже горе казалось ненастоящим, может быть, потому, что, когда горе становится национальным бедствием, оно принадлежит не им одним.