Читать «Живодер» онлайн - страница 106

Алексей Сейл

На какое-то мгновение на лице Гая появилось выражение всепоглощающей ненависти.

— Я сделал все, что мог для вас… — начал было он. — Ладно, тридцать — это ровно столько, сколько я за нее отдал.

— Ты мой зайка, — сказала Мерси и, снова смяв несколько шляп, обняла его и лизнула в ухо. Я отдал ему тридцать фунтов, Мерси, прощаясь с Гаем, смяла еще несколько шляп, после чего взяла мою руку и мы выбрались из кишащей толпы женщин, которая тут же сомкнулась за нами.

У тех, кто вел военные действия в буше, вырабатывается инстинктивная реакция на недоброжелательный взгляд, и я чувствовал, что Гай смотрит нам вслед с закипающей яростью, что, в Свою очередь, доставляло мне несказанное удовольствие, потому что я уводил ее от него.

— Ты не говорил, что пишешь стихи, — сказала она.

— Да.

— А вчера вечером я прочитала одно из твоих стихотворений в антологии.

— Какое?

— "Кошачью пижаму".

— Разве можно считать себя поэтом, если не пишешь уже тридцать лет, — сказал я.

— Думаю, нет… если ты все это время занимался чем-то другим. Чем ты занимался?

— Ничем, — ответил я и испустил непроизвольный вздох, как надувной матрац, на который плюхнулся толстяк.

— Как это печально, — с искренней грустью промолвила она. — Так, значит, ты действительно ничего не написал за тридцать лет? И не собираешься снова вернуться к этому? А может, ты уже начал писать?

Мне почему-то не хотелось говорить об этом — в этот момент все это казалось далеким и бесконечно скучным. Кроме того, проявленное ею сочувствие отозвалось у меня дрожью в промежности, желаннее которой для меня ничего не было.

— Если не возражаешь, я бы предпочел не обсуждать это, — грустным голосом сказал я.

— Конечно, о чем речь, сняли. — Она задумалась. — Может, пойдем пообедаем?

— Конечно, — согласился я. — Куда?

— Не знаю… — Мы стояли на задворках, и ее охватил приступ нерешительности. — Может, ты не хочешь обедать, а хочешь вернуться домой…

Я чувствовал, что все начинает рушиться и, если я сейчас не найду места, чтобы пообедать, все закончится прямо здесь. Я принялся отчаянно оглядываться по сторонам и вдруг заметил знакомую дверь. Это был тот самый полуподвальный ресторанчик, куда много лет тому назад водил меня Блинк.

— А вот прекрасное местечко, — затараторил я. — Там вкусно кормят. — И прежде чем она успела возразить, я схватил ее за руку и повел вниз.

Первая мировая война там уже закончилась, и победа была одержана кенийскими азиатами.

Не успел я переступить порог, как меня окружили ароматы Найроби сорокасемилетней давности. Мы сели за простой сосновый стол, на котором уже стояли чашки и безупречно чистый стальной кувшин с водой, и молодой официант принес нам меню, зашитое в пластик.

— А что это за кухня? — спросила она.

— Азиатская кухня выходцев из Кении.

— Разве кенийцы не африканцы?

— Африканцы считают, что нет.

— Ты закажешь мне? Я вегетарианка — не ем ни рыбы, ни мяса.

— Уверен, что с этим никаких проблем не будет.

В кафе Рахмана в Найроби мои однополчане заказывали чудовищные блюда из жареной верблюжатины с древесной подливкой, вареные пудинги, состоявшие из самых разнообразных натуральных ядов, и жареное мясо с яичницей, которое воплощало собой воссоединение мамаши-крокодилихи со своим потомством. Я же демонстративно заказывал на суахили мого, также называемое кассавой, которое подавали с мандариновым соусом, карри с баклажанами, карахи карелу, тарку дал и мясо-гриль, чтобы проявить свой космополитизм. То же самое я заказал и теперь, снова на суахили, и мне снова было двадцать пять.