Читать «Советы одиного курильщика.Тринадцать рассказов про Татарникова.» онлайн - страница 137
Максим Карлович Кантор
— Ну, Сергей Ильич, зачем все валить в одну кучу! — сказал я. — То, что для одних справедливо, для других совсем даже нет, вот в чем штука. Тут мужик три рубля сопрет, его засудят, а наши правители по триста миллионов прут — и никто не замечает. — Я решил, что пришла пора разобраться в споре: говорили собеседники, не понимая друг друга. — Да, воруют у нас, и воруют много. И живут без законов, точнее, по своим собственным законам. А почему так? А просто потому, что у нас возникла в стране параллельная реальность. Есть жизнь богатых — и есть наша жизнь. Они никак не пересекаются, нигде. Создалась параллельная экономика, параллельная финансовая система. Давайте это примем как данность — и дело с концом. Мы ведь не яримся на то, что идет дождь и снег. Погода у нас такая в стране, что ж теперь поделать.
— Параллельная реальность, — повторил Татарников. — Это вы недурно заметили, голубчик. Так оно, скорее всего, и есть, и современный финансовый кризис, он ударил по нашей с вами реальности, а произошел в реальности совсем другой. В их жизни случился катаклизм, в их финансовой системе произошел сбой — а ударило по жизни нашей. Так ведь не раз бывало в русской истории. Это означает, что в нашей стране феодализм. Или, используя исконно русскую терминологию, — крепостничество. Вернули крепостничество, тот самый строй, который ругали народники, против которого восставали декабристы.
— Похоже на то.
— Действительно, очень похоже. Но давайте вернемся к вопросу нашего уважаемого следователя. Я не вполне на него ответил. Итак, вы спросили, считаю ли я, что наш народ стал свободен?
— Да не спрашиваю я, не спрашиваю! — замахал руками Гена Чухонцев.
— И еще вы спросили, является ли свобода высшей ценностью для общества? Что лучше, свобода или рабство? Я только приступил к ответу, сейчас постараюсь высказаться полнее. Свобода, полагаю я, качество не индивидуальное, сколь бы это ни резало слух интеллигентному спорщику. Индивидуальным качеством является только совесть. А если рассуждать по совести, трудно считать себя свободным в крепостной стране. Так, простите, быть не может.
— Вы как хотите, Сергей Ильич, — сказал я, — но вот я лично считаю себя свободным. И что бы вы мне сейчас ни возразили, буду так считать. Пусть я не могу делать все, что хочу, не все могу писать и не все печатать, но думаю-то я по-своему. Внутри себя я свободен.
Сергей Ильич Татарников посмотрел на меня с симпатией. Когда он хотел сказать мне приятное, то называл «мой милый», а когда хотел показать, что я круглый болван, звал «голубчиком».
— Милый вы мой, — сказал мне Татарников, — кто же сумеет оспорить ваше право на внутреннюю свободу? Никто и никогда. Слава богу, что вы так считаете, и постарайтесь сохранить это чувство на всю жизнь. Знаете ли вы, что я думаю в отношении внутренней свободы? Существует известная притча о единой сущности, разделенной пополам, — обычно ее используют в рассуждениях об Эросе. Притча эта гласит, что половина сущности ищет другую свою половину, чтобы снова составить гармоничное целое. И в отношении свободы и совести происходит то же самое. Я склонен представлять дело таким образом, что свобода и совесть — суть две разъединенные половины одной сущности. И они стремятся слиться в гармоничное целое. Примером такого единения является институт церкви, не правда ли? И светское государство также претендует на то, что сумеет своим законом, своей моралью соединить эти понятия воедино. Мы видели с вами примеры социалистического подхода к этому вопросу, теперь наблюдаем капиталистический подход. Гармонии, мой милый, не наступило. Пока еще эти разъединенные половины единой сущности все ищут друг друга. Может ли так называемая внутренняя свобода жить без свободы внешней? Может ли совесть смириться с тем, что обществом правит несправедливость?