Читать «Команда осталась на судне» онлайн - страница 4

Затемнена была и ходовая рубка. Укрепленная под потолком синяя лампочка бросала расплывающийся круг света на машинный телеграф и штурвал, слегка отсвечивала на блестящих и светлых предметах.

Не только работать, даже передвигаться по палубе, загроможденной бочками, короткими толстыми досками для сборки трюмных чердаков, протянутыми от лебедки к траловым дугам стальными тросами-ваерами, было трудно. Уже после первых учений в Кольском заливе три матроса ходили со ссадинами, а штурман Анциферов с синяком под правым глазом.

– Затемнение нарушаешь? – посмеивались над ним товарищи. – С фонарем по палубе ходишь? А еще начальник ПВО!

– Фонарь-то синий, – отшучивался Анциферов. – Под цвет затемнения!

Иван Кузьмич ходил по темной рубке, прислушиваясь к доносившимся с палубы голосам. Тралмейстер Фатьяныч с первой вахтой просматривал, вернее, прощупывал трал: нет ли в нем прорех или слабых мест? Матросы путались в растянутой на палубе сети, мешали друг другу. Учить надо людей. Тренировать и тренировать. Но как тренировать? Старые, проверенные десятилетиями навыки полетели к чертям. А новые? За трое суток ничему не научишь.

Неожиданно в окнах рубки отразился слабый, зыбкий свет. В стороне над морем повисла сброшенная с самолета ракета – «люстра». Постепенно разгораясь, она осветила мачты и спасательные шлюпки, замерших на палубе матросов.

– Курс двести шестьдесят! – негромко скомандовал Иван Кузьмич.

– Есть курс двести шестьдесят! – также негромко ответил рулевой, быстро перекатывая штурвал.

Траулер круто заворачивал в сторону от самолета. Вторая «люстра» вспыхнула уже значительно левее. Отсветы на мачте и шлюпках таяли и скоро погасли совершенно.

В рубку вошел Анциферов. Иван Кузьмич сдал ему вахту. Осторожно, на ощупь, ступая по невидимым ступенькам, спустился он наружным трапом на палубу. Первое, что услышал Иван Кузьмич, – смех и одобрительные возгласы:

– Вот дает!

– Ну и травит Оська!

Впервые с начала рейса Иван Кузьмич испытал облегчение. Люди смеются. Даже вражеские «люстры» не действуют на них. Хорошо!

Не замеченный никем в темноте, он остановился возле работающих матросов.

– ...Мне в жизни всегда везло! – разглагольствовал Оська. – Во всем. Кроме помполитов. Стоит мне прийти на судно, как меня начинают перевоспитывать. Вот и наш комиссар! Завел в салоне разговор. «Портишь, говорит, свою биографию». Какую биографию? Откуда у меня биография? С восьми лет меня иначе, как босяком, не звали. В десять я бросил школу. Хотите знать почему? В апреле очень хорошо клевал бычок...

– К чертям собачьим тебя с твоей Одессой вместе! – рассердился Фатьяныч. – Иглу обронил. Ищи теперь...

– Минуточку! – остановил вспыхнувший было смех Оська. – Кажется, вы что-то сказали за чертей? Если нашу Одессу отдать чертям, все святые откажутся от рая и придется запретить прописку в аду. Одесса! Какой город! Море! А какие песенки были в Одессе? Какие песенки! – Оська кашлянул и запел сиплым, но выразительным голосом: – «Разве ты не знаешь, что ты меня не любишь?..» Теперь эти песенки забыли. Один Оська Баштан их знает. Все старые одесские песенки запрятаны вот в этом сундуке. – Он звучно шлепнул себя ладонью по лбу. – А когда придет мне время помирать, я запишу их на толстой бумаге, переплету в красную кожу с золотыми финтифлюшками и велю положить со мной в гроб. Чего смеетесь? Мой отец, старый биндюжник, рассказывал, как семнадцать лет назад помер лучший бильярдист Одессы Сеня Купчик. Это был человек! Первый кий Черного моря и всех его окрестностей. По завещанию Сени, в гроб к нему положили: справа любимый кий, слева бильярдный шар, под голову колоду карт. А друзья Сени шли за гробом и пели: «Прощай, город Одесса, прощай, мой карантин!..»