Читать «В ту ночь, готовясь умирать...» онлайн - страница 75

Был у Кичи-Калайчи в характере между многими и недостатками, и достоинствами, и даже причудами — а у кого их нет? — один редчайший дар: глубокий старик, он умел почувствовать себя и ребенком, и подростком, и юношей. Ну, что может заставить молодого парня так убиваться? Любовь.

Во все времена люди старались помешать чужой любви. Бог знает, мстили за свои несбывшиеся мечты или испытывали на прочность?.. А может, оно и правильно? То, что легко достигается, разве назовут те же люди святым словом — любовь?!

Молодо ворохнулось сердце в старой груди Кичи-Калайчи, словно приказало: «Не мужчина ты будешь, если не поможешь бедняге! Но захочет ли он раскрыть свое сокровенное? Сможешь ли делом помочь, а не пустыми словами? И примет ли твою помощь?»

— Прекрасная сегодня погода! — издалека приступая к знакомству, сказал Кичи-Калайчи. — А эта плакучая ива, правда, она располагает к размышлениям?

Вопросительная интонация требовала ответа. Парень поднял голову, пристально оглядел старика и свисающие над его папахой космы ветвей. Сквозь зеленую печаль узких листьев пробивались лучи спокойного осеннего солнца. На миг посветлело молодое лицо: то ли улыбка проступила, а может, свет показался и исчез, унесенный ветром.

— Что невеселый сидишь? Или горе какое? — не глядя на парня, спросил старик. К незнакомому коню не знаешь с какой стороны подойти: сзади — лягнет, спереди — укусит.

— Невеселый, веселый, — вам-то какая забота? — нехотя ответил парень.

— Ты, вижу, не лишен достоинства джигита… — продолжал Кичи-Калайчи без обиды. — Сильный характер любит наедине изживать свои тревоги. Значит, серьезное что-то, если не хочешь ни видеть, ни слышать никого…

— Вы, случайно, не врач-психиатр?

— Садовник я. А вообще-то — пенсионер.

— Понятно… Сезон кончился, времени свободного много…

— Отчасти да, отчасти — нет, — вздохнул Кичи-Калайчи. — Одиночество украшает бога, но губит человека…

— И вы считаете необходимым лезть в душу к незнакомым?

— А почему ты говоришь со мной, словно куски живого мяса от себя отрываешь? Тебя этому в школе или в армии учили?! — посерьезнел старик.

Парень, видимо, досадуя, что не дали ему наедине перемолоть зерна печали, встал, по-солдатски поднес руку к виску:

— Счастливо оставаться, товарищ генерал!

— Сядь! Садись, говорю! — Кичи-Калайчи ухватил за полу пиджака и потянул его владельца на скамью.

— Годами я перед тобой не то что генерал, а, можно сказать, фельдмаршал. У тебя порывистый характер, но учти: скорая вода до моря не доходит, высыхает…

— Теперь, старик, многие воды до моря не доходят, на орошение пустили…

— Со смыслом судишь; а когда мудро говоришь, на твоем лице вижу аршинные усы.

— Странный вы человек. Зачем я вам понадобился?

— А может, я тебе понадоблюсь? Не Хасаном ли тебя звать?

— Да… Откуда вам известно? — недоуменно смотрит парень.

— Ты — сын покойного Абдуллы.

— Но я вас не знаю.

— Молод еще всех знать. У твоего отца были такие же усы. Такой же был молчун нелюдимый…