Читать «Великое противостояние» онлайн - страница 97

Лев Абрамович Кассиль

Слово было предоставлено прокурору Вите Минаеву.

— Я считаю поступок Малинина позорным.

— Ну и считай! — буркнул Игорь.

— Прошу призвать подсудимого к порядку, иначе я отказываюсь… Я считаю поступок недостойным и предлагаю Малинину дать хороший, строгий выговор, и чтобы об этом в школе тоже знали, в отряде…

Тут вмешался на правах защитника Дёма Стрижаков:

— Конечно, я считаю, что Малинин отчасти виноват, с одной стороны, но, с другой стороны, если разобраться, то он действовал так для нас, так как у нас положение безвыходное. Хотя, с другой стороны, мог, конечно, сразу нам сказать. Но, с моей стороны, кажется, что было неправильно с его стороны…

— Проще говори, скорее! — закричали ребята.

— Я кончаю… хотя у меня еще есть регламент, — сказал словоохотливый Дёма, — я кончаю и считаю, со своей стороны, то есть с моей точки зрения, что выговор объявлять не надо, а надо сделать замечание. Потому что Игорь, то есть Малинин, очень активный пионер и всегда действовал хорошо, и мы его знаем по лагерю и в школе — он всегда много делает отряду. И это надо учесть. Но, с другой стороны, замечание сделать надо.

Игорь сидел опустив голову, глядя на свои босые ноги, шевеля измазанными в глине пальцами.

— Малинин, твое последнее слово, — сказала я.

Игорь встал.

— Ребята, — еле слышно сказал он, — можете меня присудить как хотите, но только в школе говорить не надо. Это я прошу. Я лучше за рыбу заплачу. Хотя ели ее все… Но, конечно, я виноват.

— Суд удаляется на совещание, — объявила я и вместе с Изей Круком и Галей ушла в палатку.

Пока мы там совещались и писали в походные тетрадки наш приговор, снаружи послышались какие-то возгласы, шум. Я поспешила выйти.

— Суд идет! — торжественно возгласил Изя Крук и ударил в барабан.

Но у палатки никого не оказалось, кроме Игоря, послушно сидевшего на своем пеньке. Слева за кустами слышались шаги, голоса ребят и ворчливый голос рыбака. Мы побежали туда.

Старик, крупно шагая, шел к другому краю острова, за ним бежали, цепляясь за корни, спотыкаясь, опережая и снова отставая, Дёма и Витя.

— Дедушка, куда же вы? Стойте! Сейчас же решение будет…

— Да ну вас тут всех, — отмахивался старик, — не люблю я сроду этих кляузов! Ну, выговорили бы ему, как положено, а то уж вовсе засудили мальчишку. Глядеть жалко. По лицу весь пузырями пошел. Что мне, рыбу жалко? Нате, берите! Только вентеря не тревожьте…

Когда мы подбежали к берегу, старик уже вскочил в лодку, полную рыбы и сетей, и, сердито громадя кормовиком, отплывал от островка.

— Дедушка! — закричала я, размахивая тетрадкой. — Погодите, куда же вы? Мы присудили ему прощения у вас просить! Погодите, он сейчас извинится… И дайте ваш адрес — мы вам деньги пришлем за рыбу…

Но упрямый глухой старик продолжал грести от берега, решительно мотая кудлатой головой:

— И слышать не хочу! Гляди, какую такую канцелярию напустили! Еще расписываться, скажете, надо…

Мы были так смущены всем происшедшим, что только тут спохватились: ведь старик мог доставить нас на берег с острова или, по крайней мере, сообщить на станцию о том, что мы оказались робинзонами.