Читать «Всего лишь скрипач» онлайн - страница 170

Ганс Христиан Андерсен

Наоми ехала в открытой коляске; пешеходы, рискуя попасть под колеса, то и дело хватались за экипаж; кто-то прикоснулся к руке Наоми и вложил в нее свернутый листок бумаги. Она огляделась, но не увидела ни одного знакомого лица.

Вечером, когда длинные черные полотнища были вывешены на домах, где жили родные и друзья павших, а над памятниками зажглись синие газовые горелки, Наоми прочла письмо — оно было от Владислава. Он писал, что заходил к пей домой, но его не пустили, настоятельно требовал встречи и со злой иронией напоминал о счастливых минутах.

— Сколько человек за этот год были найдены убитыми в Париже и его пригородах? — спросила Наоми у своей камеристки.

— Насколько я помню, двадцать три! Их убили, а трупы бросили в Сену. Не правда ли, ужасно, сударыня?

— У парижан горячая кровь, — сказала Наоми. — В городе все спокойно?

— Да, но меня пугает завтрашний праздничный день.

— Меня тоже, — задумчиво ответила Наоми, а думала она о Владиславе.

В «Тысяча и одном дне» описывается дерево типа пальмы, в кроне которого спрятан богатый клад; взобраться на дерево легко — его широкие листья склоняются тебе навстречу, гибкие, как тростник, но, стоит тебе повернуть назад и захотеть спуститься, каждый лист превращается в огромный нож, острый и крепкий, и, если ты не чист душой и не безгрешен, он вонзается в твое тело; эта картина промелькнула в голове у Наоми.

«Мой грешок был зеленым душистым побегом, которой склонялся под моей рукой, — вздохнула она. — Теперь же, когда я оглядываюсь назад, он превратился в меч палача. Ах, я больна, как старая графиня в Дании, недуг мой воображаемый, как и у нее, но это и есть самые мучительные недуги!»

Шел второй день праздника. Бульвар длиной в полмили служил плац-парадом для Национальной гвардии; вдоль зеленых аллей тянулись щегольские ряды гвардейцев, а позади них все окна и балконы, так же как и сам бульвар, были полны людей; озорные мальчишки висели на ветвях деревьев, балансировали на каменных оградах фонтанов. Всюду была толчея, как в каком-нибудь популярном парижском пассаже.

Показался Луи-Филипп в окружении сыновей и генералов; он пожимал руки и раскланивался со своими подданными; возгласы: «Да здравствует король!» — перемежались криками: «Долой форты!»

Голубая ткань, расшитая серебряными пчелами, еще покрывала статую Наполеона на высокой Вандомской колонне; у окон и на крышах толпился народ. Король и первые люди государства стояли перед колонной, обнажив головы; прозвучал сигнал, и пелена упала. Народ взорвался восторженными криками: «Вечная слава Наполеону!»

Где пушки везут, где полки маршируют, Народ точно море.

Наоми стояла у окна, глядя на толпу, и под самым окном, между бочек, которые кто-то сдавал внаем как отличные зрительские места, увидела Владислава — изможденный, больной, это все же несомненно был он; его взгляд был устремлен на нее, он улыбнулся улыбкой демонов из давешнего балета, широко раскрыл ладонь и стал водить по ней указательным пальцем, изображая, будто пишет.