Читать «Вундеркинды» онлайн - страница 231
Майкл Чабон
Молчание. Я обошел первый этаж: заглянул в гостиную, в столовую, на кухню и, сделав круг, вернулся в прихожую. Дом был пуст, хотя повсюду виднелись следы недавнего присутствия людей: пепельницы забиты окурками, на журнальном столике громоздились пластиковые стаканчики, на спинках стульев висели забытые свитера и шляпы, на ковре посреди гостиной валялись мужские туфли: картина внушала мистический страх, казалось, на особняк Гаскеллов опустилось токсичное облако, которое поглотило все живое, или над домом промчался разрушительный смерч, оставив после себя лишь мертвые руины и гнетущую тишину.
Я подошел к лестнице и, задрав голову, крикнул: «Ау!» Мне ответило приглушенное эхо. Я начал взбираться вслед за ним на второй этаж. Холодная дождевая капля скатилась с моих влажных волос и побежала по спине. Я вздрогнул всем телом. Входная дверь осталась открытой, шум дождя, сердито барабанившего по лужам, и шорох деревьев, похожий на тихий смех, создавали удачную гармонию с дрожащими звуками виброфона. Пустой дом, одинокий безумец, идущий навстречу своей судьбе, которая поджидает его на верхней площадке лестницы в образе какого-нибудь жуткого монстра, и льющаяся из гостиной призрачная музыка — я превратился в героя рассказов Августа Ван Зорна. Мне пришла в голову мысль, что, возможно, никем другим я никогда и не был. У меня за спиной раздался глухой удар, похожий на звук упавшего на пол тела. Я подскочил и резко обернулся, приготовившись увидеть окровавленные клыки и слюнявую пасть, вылезшую из черного Небытия. Но это была всего лишь туба: она упала на бок и затихла — либо прислоненный к дверному косяку футляр случайно соскользнул, либо туба самостоятельно попыталась сдвинуться с места.
— Ну что такое, ни на минуту нельзя оставить тебя без присмотра, — я говорил почти серьезно.
Я быстро сбежал вниз по лестнице и замер посреди прихожей, пытаясь сообразить, что могло случиться и куда все подевались. Я стоял лицом к кухне, однако не забывал время от времени поглядывать на тубу, которая терпеливо дожидалась меня на крыльце. Окно кухни выходило на задний двор. Мне показалось, что в стекле отражается свет. Я прошел на кухню, прислонился лбом к холодному стеклу и выглянул на улицу. Сиреневатая подсветка в дальнем конце оранжереи была включена. Трудно предположить, что именно сейчас Саре взбрело в голову пойти посмотреть, как там поживает ее душистый горошек. Однако я все же поднял ворот пиджака и, шлепая по лужам, помчался через двор. Я пару раз постучал в дверь, затем надавил на ручку и вошел в этот странный стеклянный дом. Оранжерея вдохнула меня в свое жаркое чрево. Я остановился на пороге, дожидаясь, пока глаза привыкнут к полумраку. В оранжерее висел тяжелый запах прогорклого ванильного печенья и сладковатой гнили — потянув носом, я определил его как запах нарциссов. У меня закружилась голова, уши наполнились гудением, словно в воздухе пронесся рой невидимых пчел.
— Сара?
Я двинулся в глубь оранжереи. Казалось, с каждым шагом сердитое бормотание растений становилось все громче. Однако, подойдя к центральной площадке, где стояла резная кушетка и финиковая пальма, я понял, что это за звук, — слабое дыхание растений заглушал храп классика современной литературы. Под пальмой лежал К. Великий романист находился в глубокой коме. Вылезшая из штанов рубашка открывала голый живот, ширинка была расстегнута, грязь, плотным слоем облепившая красно-белые полосатые носки писателя, засохла и потрескалась. Значит, туфли, которые я видел на полу в гостиной, принадлежали ему. Очевидно, даже во сне К. и его доппельгэнгер продолжали свои бесконечные препирательства: брови литератора были страдальчески нахмурены, зато нижняя часть лица выражала полный покой, на губах застыла умиротворенная, можно даже сказать самодовольная улыбка, словно он наслаждался заслуженным отдыхом. Вдобавок к перепачканным грязью носкам, на рубашке К., примерно в районе левого нагрудного кармана, расползлось бурое пятно запекшейся крови, на левом запястье был нацарапан номер телефона или еще какое-то важное послание, которое литератор записал для памяти. Надпись почти стерлась. Я наклонился поближе, но смог разобрать только первую букву «Ф». Я зажег верхний свет.