Читать «Диктатура сволочи» онлайн - страница 8

Князя Облонского выперли вон. Из революционного подполья, сквозь баррикады уличной борьбы и фронтов гражданской войны, к власти пришли профессионалы революции и те подонки городов, на которых эти профессионалы опирались. Они заняли все места в стране — и место князя Облонского, и место «жида концессионера», и место директора завода, и миллион аналогичных мест в стране. Они «были ничем и стали всем», как поется в Интернационале. Они захватили власть — всеобъемлющую, всепроникающую и почти всемогущую. И, сидя на лаврах этой власти — они не имеют ни одного спокойного часа: как бы снова не стать «ничем». Хуже, чем ничем.

Они, действительно, организовали режим террора — и во Франции Робеспьера, и в России Сталина, и в Германии Гитлера, и в Италии Муссолини. Но, организуя перманентный террор, все эти люди и сами живут в атмосфере неизбывного страха. С ножом в руке и с ужасом в сердце — так и живут эти победители сегодняшнего дня. Ибо, создавая рабство, приходится подчиниться рабству и самим.

Ленин до конца своей жизни удивлялся: как это им, большевикам, удается еще сидеть у власти? Как это их до сих пор еще никто не выгнал вон? — Ряд перекрещивающихся исторических фактов создал почти неповторимый в истории момент — и вот в этот момент «революционные кадры» хлынули к власти, захватили ее, уселись на ней, подавили сопротивление всей остальной страны и держат десятки и сотни миллионов людей под революционным прицелом. В тот момент, когда внимание ослабнет, когда дисциплина упадет, когда рука дрогнет, эти миллионы ринутся на штурм — и тогда что? Тогда — виселица.

Совершенно конкретный пример. В мои годы — 1933-34 — в бесчисленных концентрационных лагерях СССР сидело около пяти миллионов человек. Это мой собственный подсчет. Думаю, что максимальная ошибка едва ли может превзойти один миллион — и в ту и в другую сторону. Сейчас американская пресса говорит о пятнадцати миллионах — возможно, что это и преувеличено. В соответствующих лагерях Третьего Рейха сидело около пяти миллионов. Кроме того, оба невыразимо прекрасных строя разорили, ограбили, унизили еще миллионы и миллионы людей. Кроме того, каждый из расстрелянных в Соловках или в Бельзене, убитый в газовых камерах или в чекистских подвалах, имел каких-то сыновей, братьев, отцов. Предположите самое простое: существующая власть рухнула и миллионы заключенных в концлагерях хлынули на свободу. Что станется с теми людьми, которые их гноили и расстреливали в Дахау и в Соловках? Что станется с миллионными бандами профессиональных охранителей социалистических режимов — с сыщиками и палачами Гестапо и ГПУ? Тут не нужно никакой «философии истории». Сыщики и палачи все это понимают уж, во всяком случае, лучше профессора Милюкова: ни о каком бескровном перевороте и речи быть не может. Нужно сжимать и зубы, и револьверы, нужно поддерживать и террор, и дисциплину, причем террор объясняется необходимостью «трудовой дисциплины», а «партийная дисциплина» ничем не отличается от террора… Конкурирующие элементы победившей партии истребляются с еще большей жестокостью, чем побежденные люди старых режимов. И официальная публицистика находит по адресу Троцкого или Рема, Бухарина или Штрассера такие слова ненависти, каких она не находила по адресу Николая II или Вильгельма II.