Читать «Скитания» онлайн - страница 14
Александр Серафимович Серафимович
И вот по дому проползает роковое слово, которое гнали от себя, о котором боялись думать:
— Температура подымается…
— Слышите ли, температура подымается…
Мы забираемся в дальние комнаты в углах:
— Сколько?
— Тридцать восемь.
— Что же это!..
Долго прислушиваемся к грозно и неотвратимо надвигающемуся.
Проходит мучительный день, проходит мучительная, не дающая сомкнуть глаз ночь.
И опять:
— Сколько?
— Тридцать восемь, четыре.
Вечером:
— Тридцать восемь, восемь.
— Господа, так нельзя. Это смерть идет, заражение крови.
— Необходимо доктора.
И все глаза обратились ко мне с Основой.
— Ну, разумеется, доктора, — проговорил я преувеличенно убедительно и горячо.
А Основа просто:
— Сейчас схожу.
С предосторожностями сообщили Александре Ивановне. Она посмотрела на нас спокойно и холодно.
— Не надо доктора.
— Но… Александра Ивановна, нельзя же запускать, ведь…
— Я сама знаю, акушерка… подождем.
И потянулись мучительные, удушливые часы ожидания.
— Тридцать девять.
Тогда решили позвать доктора помимо нее. Но она, очевидно, следила за нами.
— Я вам говорю — не надо доктора.
— Нет, уж как хотите, доктор необходим.
Она зло посмотрела на меня, на Основу и… расхохоталась. У меня мурашки по спине.
— Ха-ха-ха… какие благородные, какие великодушные молодые люди!.. Доктора!.. Доктор осмотрит и, конечно, спросит: «Где же ребенок?» Раз его нет, стало быть, надо подозревать наличность преступления… Разы-ыщут!.. Найдутся свидетели, с радостью покажут — вы несли что-то в лес… А если откопают, сразу видно, ребенок родился живым… Я убила, вы — соучастники… Вам тоже каторга… Ха-ха-ха… молодые, благородные, великодушные люди!..
То, что она говорила, все время сидело у меня в глубине души смутным, несознанным беспокойством, которое я подавлял, как только оно шевелилось.
Основа вышел в другую комнату.
— Доктора я приведу… Насильно нужно.
Но слух ее был обострен. Приподнявшись, злобно блестя воспаленными глазами, хрипло крикнула:
— Все равно не дамся!..
Аня рванулась, обвила ее шею, спрятала голову на ее груди и заплакала тонкими беспомощными, детскими слезами. Больная гладила ее головку и говорила своим прежним, успокоившимся, сдержанным голосом:
— Детка моя, родная… дорогая моя… Хорошо, только немножко обождите… Я сама схожу к доктору, переговорю, а потом пусть приходит, лечит.
— Но, Александра Ивановна, вы взгляните, лицо у вас пылает…
— Я знаю, что делаю.
Она попросила на минутку нас выйти, собралась, потом вышла к нам, — на помертвелых щеках тлел румянец, — пожала всем руку, долго и мягко останавливая на каждом спокойно-грустные, подернутые горячечной влагой глаза.
И ушла.
Больше мы ее не видели.
Проходит час, два, три — нас охватывает неодолимое беспокойство. Бросились к доктору, — ее там не было. На старую квартиру, ко всем знакомым, во все уголки, где бывали, — никаких следов.
Провели всю ночь в поисках.
Утром Патриций, с белым лицом без очков, не сдерживая трепетания губ, проговорил:
— Надо искать… искать во что бы то ни стало… Разделимся на партии… Я — по тракту… — и ушел.