Читать «Бруски. Книга I» онлайн - страница 98

Федор Иванович Панфёров

Стешка гладила рукой яшкину грудь. Крепко целовала, тихо смеялась.

– Усы у тебя, борода растет. Ишь – колючка, – и горячей щекой прижималась к небритой бороде.

Яшка чуть приподнялся, большими ладонями обхватил Стешкину голову – волосы густой куделью рассыпались по розовой наволочке, тихо проговорил:

– Ты… Стешка?

– Что?

– Молодые-то бабы нонче…

– Яшка! Один ты… родной, – Стешка рванулась и губами закрыла рот Яшке.

Задыхаясь от Стешкиной– ласки, он засмеялся:

– Возьми Аннушку в зыбку…

Стешка поднялась, осторожно положила Аннушку в зыбку. Сорочка сползла и обнажила спину.

Потом еще шептались:

– Лошадь теперь купим… В артель подадимся. Подождем вот, что с ним будет… Может, и умрет… Тогда уходить из дома не надо… А без своего дома… трудов стоит жить…

6

По селу уже ходила молва, что Егор Степанович висит на волоске, скоро и его отправят на покой. Об этом особенно гремела Анчурка Кудеярова. Она на дню по нескольку раз забегала к Чухлявам, становилась перед Егором Степановичем, покачивая головой, тянула:

– А-а-а-а-а, умрет… Пра, умрет!

– Все умрем, – отвечали ей.

– Знамо, все умрем, – соглашалась она.

Несколько раз приходил и дедушка Катай. Егор Степанович давно еще полтину у него зажилил, вот и ходил дедушка, думал: может-де, перед смертью Егор Степанович и вернет полтину.

Егор же Степанович скрипел, кряхтел – не сдавался. Он заставил Клуню ввернуть в потолок кольцо, привязать к кольцу полотенце. И цеплялся тощими руками за полотенце, потягиваясь, хрипел:

– А я не подохну. Назло вам не подохну! Смерти моей ждете? И ты, старая, ждешь? Умру – не прощу… На том свете встретимся – скажу всем: она, мол, меня – жена законная – силой в гроб…

Клуня припадала к его ногам, выла, просила прощенья. Крепко прощенье держал Егор Степанович у себя за зубами – издевался.

А в утро воскресенья, когда надтреснутый колокол на церквешке задребезжал к обедне, Егор Степанович, выпив кружку квасу, начал «обирать себя»: дергал рукава, штаны, обводил кругом руками, будто сбрасывая с себя мелкие соломинки.

– Ну, матушка, собрался. Пра, собрался. Глядеть уж нечего, – решила Анчурка.

Клуня взвыла, запричитала, а Анчурка вылетела на улицу, кинулась за попом Харлампием. Услыхав о предсмертном часе, к Егору Степановичу первым пришел проститься Катай. Он сел в изголовье, посмотрел в восковое, с впалыми глазами, лицо, легонько затормошил:

– Егор Степанович! Эй! Глянь-ка! Ты как… насчет похорон как? Где облюбовал… с отцом, что ль, со Степаном рядом, аль где? Где облюбовал? Волю твою как исполнить?

– Не-ет уж, клика-а-а-ай, а-а не-е-е-е до-о-о-а-кли-и-и-ка-а-а-а-шься со-о-око-ли-и-и-ка-а мо-о-во-о-о, – заголосила Клуня.

Это обозлило Катая. Ну, чего старуха суется, коль человек еще не простился с Егором Степановичем?

– Егор Степанович, миляга! Ну, чай, последнее слово-то скажи… Нельзя без последнего слова… Волю свою скажи…

Егор Степанович открыл глаза.

– Квасу!

– А?

– Квасу!

Жадно, без передышки, выпил целую плошку квасу. Отставя в сторону плошку, долго смотрел в угол избы, потом тяжело вздохнул, посмотрел на болтающееся полотенце и выразил свое желание, чтоб его похоронили рядом с барином Сутягиным – с ним, слышь, полжизни у Егора Степановича. прошло, и вообще – друзья. Вот и вся воля Егора. Степановича. Имущество свое? Нонче он не во власти своего имущества. Все перекувырнулось вверх тормашками! Кому ни откажи свое добро, а возьмет тот, кому ячейщики велят… А не отдал, не отдал бы Егор Степанович по воле ячейщиков! Сжечь – и то легче!