Читать «Бруски. Книга I» онлайн - страница 64

– Я этого не говорил! – крикнул было Жарков.

Но в это время из-за кулис вышел председатель сельсовета, коммунист Пономарев-Барма. Упираясь в трибуну локтем, выставив огромную изуродованную руку, он захрипел:

– Товарищи! Вчера тут товарищ Жарков выступал и в своем докладе говорил, что он был в коммуне «Прогресс», и когда подъезжал, из коммуны кинулась на него стая собак… и что от коммуны вонью несет кругом на семь верст. – Чуть подождал. – Товарищи, собаки, как нам всем не секрет, на чужих только лают, на своих они не тявкнут.

– Эй! Обормот! – крикнул кто-то из зала.

– А благородному носу, – хрипел Пономарев, – все кажется вонью. Конечно, нас духами не спрыснешь… такие уж мы… Оно хорошо в городе сидеть. Грамотки писать и всякие там статьи.

– О чем это ты понес? – перебив его, спросил Захар Катаев.

– А о том, стало быть, что собаки лают на чужих. Понял? А тут приедут вот к нам, взбаламутят…

– Насчет печати ты… а-а-а?

– Мало сто семьдесят пудов? Триста надо?

Гвалт, крик, гам. Пономарев что-то кричит, машет руками, вертит белками на красном лице, и только иногда сквозь гам прорывается его хрип:

– Хорошо указывать! Чужих нам не надо…

– Слово прошу! – И Плакущев, не дожидаясь, когда кончит Пономарев, расталкивая делегатов, подошел к трибуне.

Гам разом оборвался.

– Вот Пономарев, – начал Плакущев, – все мы знаем его… и Бармой зовем… бормотушка… Может, и как честный коммунист! Конечно, чужая душа потемки, говорят. А только одно, граждане: коммунисты те сели на золотое дно. Видали – в поле еще после графа какие кучи навоза навалены? Миллионы пудов. А у коммунистов солончаки, вихрами по участку… Вот я иду раз – на меня тоже собаки кинулись. Чужой я, стало быть? Говорю председателю: «Почему вихры навозом не уничтожите?» А тот: «Того не дозовешься, другого не докличешься… А сельская власть во-он она». Гляжу, а под кустом кто-то вдрызг лежит… Не ты это был, Пономарев? – он неожиданно повернулся к Пономареву.

– Голова у меня болела, – прохрипел из-за кулис Пономарев.

– То-то. У нас не болела ли у обоих – обоим нам в глаза блевотина около тебя бросилась… Вот на тебя, я так думаю, собаки уж не кидаются… На него уж, поди, собаки не лают!

Делегаты засмеялись.

– Свой человек!

– Вот-вот! Человек он там свой, а вонь ему родная, а родная вонь не вонюча!

– Хо-хо!

– От себя идет – не чуешь!

На последние слова Плакущева Жарков засмеялся и в знак одобрения качнул головой. А Плакущев таким же тихим шагом пошел дальше – развил перед мужиками намеченную советской властью линию, указал на решение съезда Советов, съезда партии, прочитал на память несколько выдержек из речей наркомов и все-таки под конец завернул к своим – предложил молотилки и двигатели отдать старым хозяевам.

И не успел Плакущев кончить, как на сцену снова вылетел Пономарев.

– Съезд является, – начал он, – вершителем судеб…

– Барма, не сорвись! – крикнул Петр Кульков.

Пономарев глянул на Кулькова, на делегатов, потрогал рукой лоб.

– Ну, продолжай, продолжай, – глядя себе в ноги, крикнул Петр Кульков, – это я, чтоб, мол, не сорвался ты.