Читать «Бруски. Книга I» онлайн - страница 45
Федор Иванович Панфёров
V Федунова в избе было совсем темно, тихо, только из-под сарая изредка раздавался гортанный крик курицы.
«Типун у курицы, – подумал Егор Степанович. – А в избе спят. Тут – нет… Надо к Степке Огневу».
Повернул в переулок, хотел пересечь конопляники и задами пробраться ко двору Огнева. Но на повороте из темноты от плетня до него донесся говор. Это обозлило:
«Вот еще – увидят… На глаза им рогожу не накинешь».
Торопливым шагом затрусил обратно. У плетня забубнил совсем знакомый басок. Егор Степанович прислушался, потянулся, будто лошадь к пойлу, всмотрелся – неподалеку от плетня стоял Яшка, а рядом с ним, прижавшись к нему, – Стешка Огнева.
– И-и-и-и… и не думай, – в тихом смехе лепетала она. – Не возьмет он меня, бирюк-то твой. И на порог не пустит.
– А законы нонешние знаешь? – гудел молодой басок. – Дурить-то им теперь не дозволено.
У Чухлява дух сперло, точно кто подхватил веревкой под ребра и туго стянул. Кое-как передохнув, хотел крикнуть – угрозой, – получился шип:
– Яшка-а! Суки-и-ин сын!
Смолк говор у плетня… Стешка и Яшка кинулись в сторону и, шлепая ногами по земле, скрылись в темноте. Егор Степанович, покачнувшись, взмахнул руками и пошел по направлению к своему дому. Всю ночь, лежа на полатях, разглаживал дрожащие ноги, стонал.
А наутро запряг пару лошадок, отправился в поле.
«Поглядим, сукин сын, как запоешь… Я те поклонюсь, Дай вот только срок…! Приду, гляди… Ты ушел – другие люди найдутся… С Ильей вот Максимовичем возьмемся, спаримся: Илья, бог даст, на ноги (поднимется… Тогда поглядим».
3
Илья Максимович упорно стряхивал с себя хворь. Верно, у него по телу пошли чирьи. Они лопались, рядками вскакивали на шее, спине, ногах, зрели маковыми головками.
– Это не беда – чирьи, – говорил он, – от чирья ног не протянешь. Утроба только была бы в порядке. А то ведь утроба ссохлась. Теперь малость расправилась утроба.
Сегодня утром он совсем хорошо почувствовал себя: встал с постели раньше всех, ушел на гумно и у дырявого овина – сам похожий на дырявый овин – присел на гнилом обрубке осины. От осины пахло фельдшером. На углу у риги, около остатков соломы, пыжилась сизая рожь…
Очканом и Илья Максимович заинтересовался.
«Говорят, ко всем лезет, пишет что-то. А что?»
Вспомнил Карасюка, список – сердце забилось.
«Да нет. Кто доказать может: Карасюка и Пчелкина прикончили. Думать об этом не след. На ноги крепче вставать надо, вставать да и другим порядком», – решил Плакущев и поднялся с обрубка осины, посмотрел на дырявый овин.
– Эх, как тебя без хозяйских-то рук размотало, – проговорил он, с присвистом ощерив крупные и желтые зубы. – Ну, теперь, голубок, давай поправляться.
К плетню подбежал Шлёнка. Он за время болезни Ильи Максимовича, таскаясь ежедневно в лес за лыком, проторил дорожку через плакущевское гумно и теперь, подскочив к плетню, уцепился за толстые дубовые колья и замер.
Илья Максимович сдирал с овина гнилую солому, выбрасывал на ток трухлявые перекладины и что-то ворчал. На спине у него, под самотканной рубашкой, ходили лопатки, как концы весел, от него шла испарина, будто от лошади после быстрого бега.