Читать «188 дней и ночей» онлайн - страница 77

Януш Вишневский

Вы купили мотороллер (потрясающе!) и не хотите привлекать к себе внимание. Верю. Тем более что в этом вопросе мужчинам гораздо легче, чем женщинам, поскольку по законам природы именно они являются охотниками. Ну, может, за исключением тех, которые всегда выглядят привлекательно благодаря внушительной сумме на счете, гарантирующей спокойное будущее.

Вы пишете: «По-моему, даже изменять надо, не теряя достоинства и с чувством ответственности. Как Вы думаете?»

Так вот я думаю, что как ни старайся, а изменять достойно не получится, потому что измена — это ложь. Обман, замешанный на страхе быть разоблаченным. Чтобы изменять, надо быть ловким, изворотливым и надеяться, что жена узнает обо всем последней. Но разве можно при этом сохранить достоинство? По отношению к себе, глядя на свое отражение в зеркале, или тем, кому мы изменяем? Если кто-то с этим согласится, то можно предположить, что он кривит душой, поскольку сам изменял и не хочет в этом признаться или является смертельно скучным человеком, которому чужды любовные порывы тел и сердец.

Что в нашей жизни случайность, а что — предназначение? Снова трудный вопрос. Все, что случайно, кажется менее важным и по определению умаляет ценность того, что за собой влечет. Приходит легко и как бы невзначай. Предназначение автоматически выделяет нас из толпы, превращая в людей, отмеченных не только любовью, но и страданием. Может одарить, а может и покарать. В тетрадке, в которой я много лет записываю различные высказывания, нашла такую фразу Анатоля Франса: «Случай может быть псевдонимом Бога, если он не хочет подписаться». Красиво, правда?

Я боюсь пророчеств, гадалок и их предсказаний. Давно, еще когда я училась в университете, в одном из вроцлавских кафе с милым названием «Гавана» к нашему столику подсел странный мужчина. И хотя его никто не спрашивал, он стал рассказывать нам, что нас ждет в будущем. Я запомнила то, что он сказал мне и подруге. Сбылось количество детей и мужей. Он был так добр, что пообещал нам долгую жизнь. Время покажет. И хотя в нем не было ничего особенного, мне кажется, что я и сегодня, не задумываясь, могла бы его описать. Бррр…

Я, так же как и Вы, не знаю, когда приходит старость — с первой морщинкой на лице или когда мы перестаем мечтать. Вы мечтаете? О чем вы мечтали в последний раз?

Всему свое время и место. Мы так думаем, наверное, потому, что в нас рождается чувство внутреннего равновесия, что что-то происходит именно здесь и сейчас. Возможно, это уже было, ну и что с того.

МД

Франкфурт-на-Майне, четверг, вечер

Пани Малгожата,

когда я написал, что пообещал бы Ваши ответы немедленно забыть, я прибег к своего рода мыслительным сокращениям, потому что имел в виду то самое «забвение», которое в данном случае равнялось бы деликатности. Вы ведь сами признались, подытоживая двадцатилетний опыт задавания вопросов, что есть такие ответы, которые по своей сути не предназначены для «распространения» за рамки, скажем так, скамейки в Буско. Потому что они имеют слишком личный характер. А если человек не хочет или не может ответить на вопросы, то сам факт, что вопросы были заданы, уже говорит о покушении на чью-то приватность. Эту границу определяет не спрашивающий. Ее определяет отвечающий. Не все бывает «на продажу». Лишь это единственное я имел в виду. Между искренностью и эксгибиционизмом очень тонкая и зыбкая граница. То, что нам кажется обычной искренностью или открытостью, для других может оказаться доставанием пресловутого (по крайней мере, в англосаксонских странах) скелета из шкафа. Такое может только оскорбить, возмутить, оставить неприятный осадок и даже вызвать отвращение. Приватность надо охранять, окружать стеной, а то и колючей проволокой. Вам это известно лучше, чем мне. Я в «этом деле» новичок. Вы эту отрасль пестовали годами. Когда я написал «Одиночество в Сети», большинству казалось, что я достал из ящика свой дневник, набрал его на компьютере, издал, развез по книжным магазинам и сделал из этого бестселлер. Что я описал свой интернетовский любовный роман, разрешил Форемняк и Ленинскому читать его по радио, выставил рекламные щиты по Варшаве и рассказывал об этом в утренней телепередаче «Кофе или чай?». А потом вдобавок Домагалик позволила себе (в «Лихорадке») спросить: «Пан Януш, а много ли у Вас было женщин?» Бедная его жена! Бедные его дочки! Как он мог?! И еще эта Шаполовская, трогающая его колено во время программы! Жуть. Никакого достоинства! И такое пускают в прайм-тайм, сразу после «Новостей»! Я до сих пор размышляю, возможно ли защитить себя от таких обвинений. Как убедить людей, что это не мой любовный роман, что это не моя биография, что на основе собственной биографии можно написать тысячи историй, причем по большей части вымышленных? Что своих героев можно наделить собственной впечатлительностью, своим мировоззрением, но при этом одеть их в не свои сюжеты. И так делает большинство авторов. Они смотрят на мир собственными глазами, анализируют его в своем мозгу, но рассказывают чужие или придуманные истории. Мне всегда делается не по себе, когда во время встреч с читателями или в СМИ мне задают вопрос типа: «А как приняла „Одиночество в Сети“ ваша жена?» Не знаю, как приняла. Не говорила мне об этом. Она вообще решила не читать эту книгу. По разным причинам. Она никогда не высказывается о вещах, которых не знает. В том числе и о книгах, которые она не читала.