Читать «Поэмы» онлайн - страница 82

Бушует вьюга. Вдалеке Ущелья снегом засыпает. Шумя и воя, с голых скал В овраг срывается обвал, В снегу тропинка потонула, И синий лед и белый снег Сковали лоно горных рек, И не слыхать речного гула. Кому там жизнь не дорога? Кто там бредет навстречу бедам? Шагает путник сквозь снега, И пятеро плетутся следом. Завыли волки за бугром… Рыдает женщина: "Беда мне! Где наш очаг? Где отчий дом? Теперь там ворон бьет крылом И камня больше нет на камне". Алуду умоляет мать: "Постой, сынок, я ослабела, Уж не под силу мне шагать, Жена твоя отстала Лела. Совсем ребята извелись, Заледенели, видно, ноги… Куда, забравшись в эту высь, Бредем в снегу мы, без дороги? Неужто твой не нужен труд Хевсурам нашего селенья? Где мы найдем теперь приют? Получим где успокоенье? Куда б мы только ни пришли, Нас обольют потоком брани, И никогда родной земли Мы не увидим в наказанье. Теперь-то вижу я сама, Как трудно с родиной расстаться! Сошла от горя я с ума, Пора в могилу собираться. Тьма в сердце прянула столбом, Дрожат, не двигаются ноги. Где ты, могильный отчий холм, Родные горные отроги?" "Довольно, бабы, причитать! — Алуда отвечал сурово. — Иди вослед за мною, мать, Пути не видно здесь иного. Не накликайте гнев Креста, О людях не судите худо" И на родимые места Один лишь раз взглянул Алуда: "Прощай, прощай, родимый дом, Прощай, моя охота турья, Где солнце мне светило днем, Где по ночам стонала буря! Прощай, мой Крест, мой властелин, Податель силы и отваги!" И путники среди теснин Исчезли в холоде и мраке. Оцепенели гребни скал, Там ветер крылья распластал, И за уступом перевала, Где след метелью занесен, Как отдаленный робкий стон, Рыданье женщины пропало. И за уступом перевала, Где след метелью занесен, Как отдаленный робкий стон, Рыданье женщины пропало.

1889 Перевод К Заболоцкого

Гоготур и Апшина

(Старинный рассказ)

I

Во всем роду Миндодаури, Как говорят в селенье Бло, Один Апшина, полон дури, Худое выбрал ремесло. Он грабит не друга и друга, И, словно ханская казна, Его разбойничья лачуга Добром захваченным полна. Но нам известно и другое: Сильней Апшины — Гоготур, Чуть только двинет он рукою, — На землю падает хевсур. Однажды, полон восхищенья, Изволил царь о нем сказать: "Мой Гоготур в пылу сраженья Сильней, чем тысячная рать. Его десница из булата, А сердце кованая медь. Любого может супостата Он усмирить и одолеть. Он сотни раз проверен мною. Как ангел смерти величав, Толпу врагов перед собою В смятенье гонит этот пшав. Так ветер гонит вдаль солому, Так ураган несет ладью… Должно бить, служат удалому Святые ангелы в бою". Не раз просил его владыка Собой украсить царский двор, Но своенравный горемыка Не захотел покинуть гор. "О царь, — твердит он, жизнь в долине Не для меня. Подумай сам, Какая выгода дружине, Коль я спущусь в долину к вам? Когда меня не овевает Прохладный горный ветерок, Моя душа изнемогает И не могу я, видит бог, Ни пить, ни есть… Томясь от скуки, Брожу я в мире сам не свой. Нет, мне не вынести разлуки С моей родимой стороной!" Одно тревожит Гоготура: Уж в продолжение двух лет Оружью пшава и хевсура Работы подходящей нет. Но он и дома не без дела, Он землю пашет день-деньской, Ворчит: "Война так бейся смело, А нет размахивай косой. Великий грех для земле дела Ходить с оружьем на разбой". И мало, что ему неведом Обычай зверский грабежа, Чтоб поругался он с соседом, Не помнит ни одна душа. Бывало, старую чинару На плечи взвалит и несет, Иль за деревней Копча пару Оленей вдруг подстережет. Домой лишь к вечеру вернется, Присядет возле очага, Покурит трубку, а взгрустнется Пандури  снимет с косяка, Зальется песней удалою, Да так, что вздрогнет потолок, А коль притопнет вдруг ногою Земля уходит из-под ног.