Читать «Детство Лермонтова» онлайн - страница 96
Татьяна Владимировна Толстая
— Четыре годика.
— Всего-то четыре?..
На этом вечерняя родственная беседа прекратилась, и Юрий Петрович пошел спать.
Он прогостил в Тарханах недолго, и Миша наслушался всяких разговоров: о правах родителей и об их обязанностях, о любви детей к своим отцам, о подлецах, проклинающих своих детей, о самоотверженной преданности бабушек и их заботе о внуках, о тысяче рублей, о том, что хозяйство в Кропотове запущено и нужны большие деньги, чтобы его поправить, о сестрах, которые долго не выходят замуж. Многого мальчик еще не понимал, но с интересом вслушивался. Одно только имя никогда не произносилось — это имя его матери, потому что его нельзя было произнести без волнения даже в новом доме. Несмотря на то что отсутствие Марии Михайловны было еще очень заметно в Тарханах и все постоянно думали о ней, печалясь и плача, все-таки Миша после приезда отца ожил. Он сошел с постели, но ходить еще не мог и опять ползал по полу и заново учился стоять на ногах, цепляясь за стулья.
Вскоре, однако, Юрий Петрович опять стал тяготиться обществом своей тещи, заскучал и объявил, что уезжает. Впрочем, он обещал приехать тотчас же, как получит приглашение.
Проводив его, Арсеньева возблагодарила бога за то, что у нее хватило терпения так долго выносить присутствие зятя, подсчитала убытки, долго вздыхала, но наконец махнула рукой. Все-таки она добилась своего: Мишенька стал поправляться.
Часть четвертая
УЛЫБКИ И УКОРИЗНЫ
Глава I
М. Ю. Лермонтов. «Жалобы турка»
Барская усадьба отделялась от деревни Тарханы глубокой канавой шириной в две сажени, а глубиной с небольшой колодец. Она была вырыта нарочно так, чтобы крестьянам в усадьбу ходить было затруднительно; вернее было бы сказать, что это не канава, а ров, но очень длинный, более версты. Если обойти канаву, то выйдешь в бескрайное поле, а оттуда — пожалуйста, иди по дороге обходом версты две и тогда только попадешь в усадьбу. У ворот вызови сторожа и входи, если впустят.
Деревня вытянулась двумя улицами. Налево и направо старые-престарые избы, подмазанные глиной, смешанной с соломой; все крыши соломенные, пухлые; солома везде: и на гумне, и на сараях.
Улица в деревне ровная, широкая, немощеная, с комьями черной засохшей, растрескавшейся грязи; выбоины на каждом шагу. Впрочем, жителям деревни знаком здесь каждый бугорок, а в темноте, кроме собак, кто же ходит по деревне? Даже гуляки и те стараются досидеть у друзей до зари, только бы не шагать по пустынной, неосвещенной улице. Избы идут одна за другой, и в темноте их не отличишь. Света же, кроме лунного, здесь никакого нет, разве что с барского двора приходят люди и светят фонарями себе под ноги. Улица, просторная и плоская, только около усадьбы идет в гору, а дальше тянется, покрытая комковатой грязью и травкой, до ветряка, откуда расходится дорога на Чембар и на Каменку. Там, в конце деревни Тарханы, виднеется давно начатая высокая красноватая постройка — кирпичная церковь для крестьян. Несколько лет уже носят кирпичи все, кому это назначено, но здание не окончено. Слишком много надо, не успевают крестьяне наделать достаточное количество кирпичей, обжечь их и доставить на постройку, хотя старая кладбищенская церковь уже обветшала и придется ее скоро ломать за ветхостью. А дальше через пустырь и поле раскинулось кладбище.
