Читать «Детство Лермонтова» онлайн - страница 124

— А у тебя сколько человек крестьян?

— Сколько душ, ты хочешь спросить?

— А почему о крестьянах надо говорить «душа», а не «человек»?

— Видишь ли, ангел мой, крестьянин — это работник, которого дворянин может купить и продать. За крестьян мы, господа, отвечаем перед богом. Это люди темные, невежественные. Бог потому их и отдал благородному сословию, чтобы мы о них пеклись.

— А ты печешься?

— Ну, церковь им строю в Тарханах…

— Церковь ты не торопишься строить.

— Ох, Мишенька, как трудно с тобой разговаривать! Пойми, что крестьяне — это люди не нашего круга. Ты посмотри, как они одеты: в сермяжное платье, в зипуны. Бороды у них большие, живут они в грязи, редко моются! Какой от них тяжелый дух!

— Бабушка, а ведь крестьяне очень похожи на людей. И не только в Тарханах, а везде. Знаешь, бабушка, как пришел к нам Вася кормилицын в старой моей курточке, что ты ему подарила, так он стал очень даже красивый ребенок!

Арсеньева, утомившись невыгодным для нее спором, заметила, что они подъезжают к Кропотову, и Миша, прекратив спор, стал глядеть в окно экипажа.

В кропотовскую усадьбу въехали в сумерках. Дом, конечно, был очень запущен. По звону колокольчика приезжих никто не встретил — пришлось стучаться во входную дверь, обитую от морозов войлоком и холстом. Слуга со свечой, которую он поднял над головой, вышел не скоро — он был явно навеселе и радостно обнял Андрея Соколова, хотя видел его в первый раз.

Однако, узнав, что в Кропотово пожаловала Арсеньева с внуком, слуга тотчас же отрезвел и побежал в дом, и на пороге вскоре появились сестры Юрия Петровича — Наташа, Сашенька и Алена Лермантовы, миловидные девицы, которые и ввели гостей в дом. Миша кричал с нетерпеливой радостью:

— Папа! Где папа?

И он быстро стал бегать по комнатам, пока не попал в кабинет Юрия Петровича; за ним последовала Арсеньева. Проходя через полутемную гостиную, она заметила: на круглом столе, в больших клиняных ковшах, стояла самодельная брага; разные стаканы стояли у тарелок с закуской.

В кабинете, обставленном мебелью Марии Михайловны, было светло от свечей, вставленных в настенные бра, однако дымно: мужчины курили не стесняясь.

Юрий Петрович в русской рубашке, веером развернув карты в левой руке, сидел за столом. Мужчины, тоже с картами в руках и с трубками, разговаривали непринужденно и весело. Но вот на всю комнату раздался восторженный детский возглас:

— Папа!

Все разом замолчали, обернулись и увидели пятилетнего мальчика в модном московском костюме, а за ним суровую пожилую барыню в черном бархатном платье.

Юрий Петрович, присмотревшись, воскликнул с искренней радостью:

— Мишенька! Сынок! Вот господь неожиданную радость послал! Ангел ты мой, мальчик ты мой любимый! Во сне ли я тебя вижу или наяву?

Он схватил ребенка на руки и, заливая его щеки потоком счастливых слез, дыша винным перегаром и табаком, целовал его без конца, повторяя самые нежные на свете слова.

Отец и сын долго не выпускали друг друга из объятий. Арсеньева, убедившись, что зять на нее не обращает внимания, помявшись, стала беседовать с Сашенькой Лермантовой, а Елена подошла к брату и, дергая его за рукав, повторяла: