Читать «Детство Лермонтова» онлайн - страница 12

— У Маши такая же душа, как у отца. Покойный Михаил Васильевич пел, как херувим.

Юрий Петрович подошел к Машеньке, поцеловал ей руку и промолвил:

— Я знал в Петербурге много артисток, но не слыхал еще такого чудесного голоса…

Елизавета Алексеевна с гордостью подтвердила:

— А что ж! В Москве ее слушали лучшие музыканты и говорили то же. Но разве моя Машенька актеркой станет? А для себя — пожалуйста, пусть поет. Только полечиться надо сначала: слабый голосок, с сипотцой, горло часто болит.

Арсеньева посмотрела на Машу любящим взором, и ее охватила ревность. В темных глазах дочери появился блеск, который появляется в минуты счастья. Лицо Маши стало светлым, сияющим и властным. Ни на одном петербургском балу она не казалась так хороша.

Елизавета Алексеевна вспомнила, как они устали с дороги; она увела свою любимицу в скромную комнату, отведенную для гостей. Там, следя хмурым взглядом, как Марию Михайловну раздевают и укладывают в постель горничные, она заявила, что завтра же они уедут в Тарханы.

Но Мария Михайловна неожиданно заупрямилась и объявила, что она не торопится ехать в опустевший дом. Здесь, в Васильевском, ей все напоминает детство, когда она с отцом приезжала гостить к тетушкам… Лаской и хитростью Маша добилась согласия матери остаться в Васильевском еще недельку.

На следующее утро, когда Маша еще нежилась в постели с книжкой в руках, вошли тетки Арсеньевы — Варвара и Дарья, румяные, благожелательные, милые, и пригласили к завтраку. В гостиной молодой Лермантов спросил ее, не хочет ли она покататься на санях, и пошел распоряжаться закладывать лошадей. Маша задумалась…

Подошла тетя Маша. Оказывается, дедушка и бабушка просили Машеньку зайти к ним. Тотчас же пошли с тетушкой через залу, дружно беседуя.

Сухощавый, седой, румяный дед с карандашом в руках сидел перед круглым полированным столом и что-то записывал; полная бабушка Афимья Никитична в белоснежном чепчике что-то вязала на спицах и наказывала своему супругу:

— Запиши, Васенька, а то я запамятую: девок Фросю и Федосью со скотного Двора послать на зиму в девичью — разбирать перо с гусей и кур на перины и на подушки, а Феклу, Домну и Ненилу послать сучить шерсть с овец и господских собак — домашних и охотничьих…

На круглом столе лежал плотно набитый узелок, завязанный белым полотном. Уголки материи были расправлены, как заячьи уши, и Маша, взглянув издали на узелок, сначала подумала, что на столе лежит толстый большой заяц, привезенный с охоты.

Маша нежно облобызала деда и бабушку, и ее усадили за стол.

Дед Василий Васильевич поправил золотые очки и, широким жестом придвигая узелок к Машеньке, кратко сказал:

— Бери, внучка. Это те деньги, которые отсудила у нас твоя маменька.

Маша вспыхнула и дрожащим голосом произнесла:

— Я ей говорила: зачем ты оттягала деньги папеньки? Я не возьму ни за что. Они вам самим нужны.

Тут все невольно залились слезами, но Василий Васильевич произнес наставительно:

— Раз оттягали, то бери.

Маша сказала решительно:

— Не возьму. А за маменьку прошу прощения.