Читать «Рабыня Вавилона» онлайн - страница 106

Джулия Стоун

Наконец, ее провели в покои господина. Тот сидел в кресле, сложив руки на жирном животе, и был похож на большую беременную женщину: Жестом он отпустил гвардейца. Так же безмолвно хозяин глазами показал на свиток, одиноко лежащий на маленькой резной тумбе.

Дрожащими руками, все еще боясь наказания, Ламассатум взяла свиток. Это была поэма о мудреце Адапе. «О, Иштар, ты словно насмехаешься надо мной!»

Сидя у ног хозяина со свитком в руках, Ламассатум думала лишь о возлюбленном, только о нем. Свет медленно мерк в ее глазах. Она читала нараспев поэму, и печаль опадала, как пена среди камней.

Она читала о том, как мудрец Адапа осмелился обломать крылья ветру и тем самым вызвал гнев бога неба Ану. Имя Адапы было прекрасно, в нем заключалось все богатство мира. Жизнь скоротечна, он пройдет дод солнцем, как по мосту, и, достигнув порога, шагнет в царство теней. Кто пойдет рядом с ним, ни о чем не прося, не тревожа его души?

Горячая ладонь легла на ее плечо. Ламассатум вздрогнула.

— Принеси мне холодной воды, — сказал господин и забрал из ее руки свиток.

Глава 26. КУПЕЦ И РАБЫНЯ

Двор загромождали повозки, убранные гирляндами и раскрашенными во всевозможные цвета льняными лентами. Полная луна стояла высоко. Голубой свет залил глаза Сумукан-иддина, когда он вышел, с глухим стуком закрыв дверь. Было тихо, как в могиле, иногда только тишина нарушалась сонным бормотанием города. Никого не оказалось поблизости, никто не видел его страшных глаз.

Мысль, что Иштар-умми в эти минуты, когда он стоит под холодной луной, отдает, быть может, уже отдала девственность, приводила его в бешенство. Купец дышал с трудом, словно пораженный острым клинком. Он больше не мог оставаться в этом доме ни минуты. Крепкое вино бродило в Сумукан-иддине, словно течение, поднимая со дна его души все, что он тщательно скрывал. Он и сам чувствовал, что перепачкан илом, грязью, но никто не должен этого видеть, нельзя бросить тень на дочь. Но, всевидящие боги, как же избавиться от страсти к ней, или научиться жить с этим?

Известняковые плиты еще не остыли, тепло проникало сквозь подошвы сандалий. Под ногами хрустело зерно, сильно пахло увядающими цветами. Покачиваясь и спотыкаясь, Сумукан-иддин пошел отыскивать свою повозку. Трехэтажная громада дома нависала над ним, стены, окружившие двор, были расчерчены на острые черные треугольники.

— Наконец-то все закончилось, хвала тебе, бессмертная богиня. Обрати ко мне лик свой и возьми мою руку, — бормотал Сумукан-иддин, путаясь среди больших и малых повозок, кажущихся ему теперь совершенно одинаковыми. — Хоть это и нехорошо уходить со свадьбы, да теперь уж все равно. Лучше быть подальше, а то убью ведь его, видят боги, убью.