Читать «Эоловы арфы» онлайн - страница 344

Владимир Сергеевич Бушин

Он обмакнул высохшее перо и продолжал: "Теперь я снова одинок. Если в течение долгих лет Маркс, а в эти семь лет я могли спокойно работать, то этим мы в значительной мере обязаны ей. Что будет теперь со мной — не знаю…" Энгельс провел рукой по уставшим глазам, в сознании всплыла картина похорон, вспомнились слова своей речи, он дописал: "Мне также сильно будет недоставать ее исключительно тактичных советов в партийных делах".

Она снова встала перед ним — на этот раз в двух обликах. Вот она опять молодая, улыбающаяся, статная, какой он увидел ее впервые в Париже. А вот — уже в годах, отяжелевшая, хотя все еще крепкая и проворная, такая, какой он ее видел сегодня спешащей с корзиной на плече в Хэмпстед-Хис. Энгельс вспомнил, что в том письме Беккеру по поводу смерти Маркса он еще писал: "Ну что ж, мы останемся на посту. Пули свистят, падают друзья, но нам обоим это не в диковинку. И если кого-нибудь из нас и сразит пуля — пусть так, лишь бы она как следует засела, чтобы не корчиться слишком долго".

Энгельсу захотелось вновь повторить сейчас эти слова, только теперь вместо "мы", "нам", "нас" всюду следовало написать "я", "мне", "меня". Но он не написал этих слов. Он только подумал: раз смерть неизбежна, то когда бы я хотел ее принять? И, еще раз вспомнив Елену, снова вглядевшись в ее облик, охватив мысленным взором всю ее жизнь, он ответил себе: "Пусть дано мне будет умереть в тот момент, когда я окажусь не в состоянии бороться".

Энгельс запечатал письмо, надписал адрес и встал, чтобы положить его на круглый столик, с которого Елена обычно забирала всю корреспонденцию, предназначенную к отправке. На столике лежало несколько неотправленных писем. А на соседнем, точно таком же, на который клали полученную корреспонденцию, громоздился целый ворох разных конвертов, пакетов, бумаг. Вот уже несколько дней Энгельс сам складывал их сюда, но не разбирал. Здесь были газеты — английские и немецкие, французские и итальянские, русские и испанские, американские и датские, болгарские и чешские, швейцарские и румынские… Здесь были письма, рукописи, книги — из Манчестера и Парижа, из Рима и Мадрида, из Москвы и Петербурга, из Нью-Йорка и Чикаго, из Копенгагена и Софии. И все ждало его руки, его глаза, его оценки…