Читать «Завещание поручика Зайончковского» онлайн - страница 62

И Артем стал рассказывать.

– Так вот, отца назначили председателем военного трибунала – ну, ты знаешь, при советской власти так военный суд назывался. В нашей оккупационной армии в Восточной Германии, как тогда ее именовали. Пока не назначили, как известно (Сретенский, уважая собеседников, часто прибавлял это выражение – хотя, может, им вовсе не ведомо было то, что он считал всем известным), Германской демократической республикой – ГДР. Хотя никакой демократией там под нашим бдительным присмотром и не пахло. Теперь это – часть объединенной Германии. Ну, не в этом дело, а том, что в те годы, о которых речь, там недавно еще была советская оккупационная зона, стояла наша армия – не та, конечно, что воевала, а новые призывники. Имею в виду, конечно, солдат – среди офицеров-то фронтовиков немало было, мой отец в их числе.

И там, в Германии, в 1951–1952 годах следователи стали приносить ему бюллетени тайного голосования с антисоветскими надписями – и уже с именами тех солдатиков наших, которые эти надписи сделали!

А он, честный советский юрист – только что Военно-юридическую академию окончил – не мог никак понять: откуда же имена берутся, если голосование у нас в Советском Союзе – тайное?!

И он должен по нашему кодексу давать восемнадцатилетним солдатам за антисоветскую агитацию – на избирательном бюллетене! – по 25 лет! Он чуть не свихнулся тогда… Недавно же совсем воевал, верил еще во все… Но тут-то и начал понимать, что у нас за власть. За два года еще до смерти Сталина!

– А откуда надписи-то антисоветские взялись? Почему солдаты такое писали?

– Почему? – выдержанный Артем уже немного разозлился. – А вот ты прикинь. Солдаты были 18–20 лет – тогда по три года служили. Значит, 1929–1931 года рождения. Отцы их уходили на фронт в 41-м – они тогда пацанами были, все уже понимали, чем для них-то самих это пахнет. Это ведь все больше крестьянские дети. Семьи-то всё многодетные, младшие на их шеи остались. И всю войну горбатились эти ребята – с одиннадцати-двенадцати лет! – на полях. Вместе с матерями на себе пахали. Ждали отцов с войны. У подавляющего большинства отцы не вернулись. А у некоторых – в первые же полгода в плен попали: так хорошо товарищ Сталин страну к войне подготовил… В первые же месяцы – три с лишним миллиона бойцов в плену очутилось! Гений всех времен и народов, одно слово. Ну, в общем, бойцы эти бежали из плена, да еще и не один раз, вливались опять в нашу армию, снова воевали. И вот после победы их только за то, пойми, что мучились в немецком плену, провезли в эшелонах мимо дома – сразу в магаданские и прочие лагеря! Вот представь: пацан всю войну отца ждал, а того вместо дома – из фашистского лагеря – в свой… Вот оттуда эти надписи на бюллетенях. Понял теперь?

Приятель молчал, переваривая услышанное.

– Мне отец это еще в 14 лет рассказал, за несколько месяцев до смерти. Только не велел ни с кем обсуждать. Время было паршивое.

– А сегодня – лучше? – спросил вдруг приятель.