Читать «Завещание поручика Зайончковского» онлайн - страница 37

Они быстро поговорили о том, ради чего Женя пришла. Степа с ходу все понял про Братство и сказал, что очень даже рад будет в него вступить. Потому что полно людей, которым надо помогать. А никто особенно не чешется. На начальство же – по крайней мере у них на Алтае – вообще рассчитывать не приходится. Думают только о себе.

– Ну не все, наверно? – неуверенно спросила Женя.

– Лично я про таких, кто день и ночь о людях беспокоится, пока не слышал, – сказал Степка.

Женя договорилась, что сегодня же еще раз к нему придет – чтоб Степа рассказал ей про этого Валленберга.

Глава 15

«Дела давно минувших дней…»

…Если честно, то полтора года назад Степа – ему тогда было двенадцать лет – тоже, как Женя, про Рауля Валленберга и слыхом не слыхал.

Началось все с того, что он любил слушать разные истории, особенно же когда бабка – вообще-то не просто бабка, а профессор – их рассказывала. А Ленка, сестра, на десять лет его старше, наоборот, терпеть не могла слушать про то, что случилось не вчера, скажем, вечером, а в далекие годы. У нее на все это была, как говорила бабка, одна реакция (Степка почему-то любил это слово):

– А на кой мне это?

Бабушка рассказывала однажды Степке про весну 1956 года – ей тогда было восемнадцать лет. Она – студентка-заочница Московского университета, приезжает на сессии. В тот год как раз задержалась в Москве до начала марта.

– И вот однажды нас, преподавателей и студентов, собирают в самой большой университетской аудитории и объявляют, что сейчас будут читать вслух доклад Хрущева. Как тебе объяснить?.. Он был тогда главный в стране, вроде президента. Доклад закрытый, самим его прочитать негде. Никакого Интернета у нас тогда не было, и слова этого не было. Это доклад читают только на общих собраниях «партийно-комсомольского актива»… Опять не знаю, как тебе объяснить… Ну в общем, могут слушать практически все студенты: пускают в аудиторию по студенческому билету. Только слушать, а обсуждать нельзя! Так и объявили перед началом чтения: «Обсуждению не подлежит!»

И по всей аудитории, рассказывала бабушка, прокатился недовольный шумок – «У-у-у-у!..»

Ничего себе – «шумок»! Степан думал: «У нас в классе орать бы начали, стучать – чего это мы обсуждать не можем?!»

А бабушка объясняла не очень-то понятно: «Да еще только три года после смерти Сталина прошло. Страх-то не отпустил еще. А при нем вообще никакого шума бы не было – сидели бы молча, не дыша…»

Какой страх не отпустил – Степка сначала не понимал. Чего бояться-то студентам? Двойки на экзамене только. И то пересдать можно.

В общем, сидит его бабушка – тогда, конечно, вовсе молодая, девчонка почти что – и слушает этот доклад.

– А там приводится письмо одного коммуниста Сталину – прямо из тюремной камеры. Вовсе не фашистской камеры, а советской. Читают, значит, это письмо: «…Следователи знали, товарищ Сталин, что у меня был перелом позвоночника. И именно по месту перелома они меня били, заставляя оклеветать себя и других людей». То есть он от дикой боли подписывал все, что ему давали подписать, – только бы перестали мучить.