Читать «Бал для убийцы» онлайн - страница 131
Николай Буянов
— Все в порядке, голубчик, — сказал Лебединцев. — Ступайте, вас проводят.
Проводник замялся.
— Прощения просим, только вы обещались насчет денег…
— Вам выплатят. А теперь идите.
Человечек бочком-бочком выскользнул за дверь. За столом в трактире остались трое: Николенька — растерянный, не чувствующий пола под ногами, Гольдберг и Лебединцев. И — напряжение, повисшее в прокуренном воздухе, густое, как парное молоко, и опасное, как динамит.
— «Выплатят», — побелевшими губами усмехнулся Николенька. — Сколько же вы обещали отстегнуть… этому? И из каких средств? Не из кассы ли организации?
— Вы не о том беспокоитесь, Клянц, — тяжело проговорил Карл. — Этого человека нашел не я, а Алексей Альдов, следователь, который вел дело об убийстве Софьи Павловны. Не ожидали, а? Убрать Альдова у вас хватило ума, но о проводнике вы не знали…
У Николеньки потемнело в глазах.
— Он убит?
— Его убили вы, — резко сказал Лебединцев. — Любовь Павловна получила письмо от сестры десятого марта. В тот же день вы спешно отправились в Петербург…
— Нет!
— Да, черт возьми! Вам необходимо было поговорить с Софьей до того, как она встретится с сестрой. Вы приехали в их особняк на Невский. Вадима Никаноровича не было дома, Софья Павловна сама приняла вас. И в разговоре вы поняли, что вам грозит разоблачение. Она могла выдать вас как провокатора охранки.
— Докажите! Или объявите товарищам, что обвиняете меня в предательстве на основе показаний какого-то полоумного! А может быть, именно охранка вам его и подсунула?
Гольдберг покопался в карманах, выудил горстку мелких монет и бросил на стол.
— Наш разговор окончен, Клянц. Жаль, я не разоблачил вас раньше: мне слишком застила глаза одна давняя история… Она произошла в Финляндии, я потерял там друга. И любимую женщину. А впрочем, это к делу не относится.
Он даже не заметил, как они вышли. Сырость и мгла окутали страшноватые призраки, рожденные в гнилых болотах, на которых был воздвигнут этот странный город, повылезали из темных углов, куда не доставал свет керосиновых ламп, из-под монастырских плит и из черных ходов, где жила нечистая сила… «Ненавижу его».
«Ненавижу его, — сказала Софья Павловна. — Своими руками бы подожгла». Слова жуткие, а сцена — словно на пасхальной открытке: две сестрички — одна лежит в постели, глаза темные, блестящие, черные волосы разметались по подушке, другая держит ее за руку и говорит что-то горячее, страстное… Они похожи, но младшая — более порывистая и немного угловатая, точно лань-подросток, в старшей больше зрелой прелести и утонченной печали. Или печальной утонченности?
Утонченный агент охранки.
Почувствовав, что сейчас задохнется в этом омуте, Николенька вскочил, рванулся прочь, выбежал на улицу, как был, в распахнутом пальто, и завертел головой. Гольдберг стоял на тротуаре, под фонарем, и заботливо скармливал голубям крошки ржаного хлеба. Он и не думал уходить, словно предвидел, что нервы у Николеньки долго не выдержат.
Давясь словами, Николенька хрипло спросил: