Читать «Прости меня...Фантастическая поэма» онлайн - страница 43

Правда, меня еще смутили кирпичи городских башен. Такой цвет, желтовато-зеленый, был у средневековых кирпичей… Но глина везде одинакова…

Мой Археолог торжественно поднял руки, прямо вознеся их.

— Они показывали нам свою историю!

Мы, закинув головы, смотрели на нее, далекую в стылом, жутко пустом пространстве, нашу единственную луну. Северные холодные звезды, как нерастаявшие колкие снежинки, бесконечно падали на мир, забрызганный лунным светом.

Где? Какая звездочка? Может быть, она та, заиндевелая, над самой крышей? Нет, пожалуй, не она. Тогда, возможно, две в сторонке. Подмигивают они ярко… Ну, где же ты? Отзовись!

— Подумай только, сомневались в поэтичной легенде, перечеркивая намертво лишь потому, что не было неопровержимых доказательств!.. Надо иметь в голове сушеный кизяк, чтобы так начисто не верить, отрицать… Ну покажите нам, подайте нам сюда скептиков! Мы дадим послушать им утренние хоры!

Он шагал с непокрытой головой, совсем седой от луны, в сверкании своих больших очков.

— А завтра весь мир может узнать: мы с тобой видели! Мы видели своими глазами! Первые на свете! Великолепно!..

Н тут с меня слетел восторженный мой порыв. Я взял его руку, взял, как берут в лапу ладонь друга.

— Подожди, — сказал я. — Постоим… Дай слово, никому ни о чем не говорить, пока я… Обещай мне. Так надо. Прошу тебя…

Глаза в холодных очках были виноватыми.

Какая нескромная мыслишка посетила мою голову: не стоит ли проверить хорошенько излучения (которые можно проверить не иначе, как с помощью ракет и спутников) равные — гамма, рентгеновские, космические…

Может быть, они «цепляют» в космосе невероятно случайные обрывки земных передач, а затем наши лучи перехватывают их у собратьев, не способных пробиться к нам через толщу атмосферы.

Но разрешат ли нам такие поиски ради «помех»?

10

Я вошел к маме в палату с мокрым осенним букетом. Она, моя мама, смотрела на меня прежним, таким знакомым взглядом. Немного печальным: я всегда был у нее горемыкой. Немного виноватым: она всегда винила во всем только себя.

— Родная, — сказал я тихо, — ты меня слышишь? Ты меня понимаешь?

— Да, — шепотом сказала мама.

— Ну, молчи. Пожалуйста, ничего не говори. Тебе нельзя. Не спрашивай, сам все расскажу… Не болею. Здоров. Дела вот как идут отлично! Мне везет…

Она снова могла держать мою руку. Я думал, как хорошо будет надеть на маму старенькое, знакомое пальто, провести по этим белым коридорам и стерильным лестницам к осеннему живительному подъезду, бережно усадить в машину, покатать ее по всему городу, по таким стремительным, веселым улицам, по синим от реки набережным, по мостовым, устеленным лиственным шорохом, по тихим, добрым переулкам приехать наконец в мамин деревянный дом.

Я не помню, когда мне хотелось подолгу бывать в ее доме. Я помню, как прибегал туда, говорил какие-то родственные слова, спрашивал о чем-то, спешил нетерпеливо к другим, суетливым, шумным, чужим для нее, моей старушки, домам. А этот бревенчатый, старый мамин дом…