Читать «Прости меня...Фантастическая поэма» онлайн - страница 112

машины. Рокочет музыка. Упоительный бензиновый туман окружает их. Бьют барабаны, алеют знамена, идут, идут красные армейцы, несут винтовки с настоящими патронами. Раз-два, раз-два, раз-два! Синее небо вдруг колыхнулось от гула серебряных самолетов. Раз-два! Как хорошо!

Тоненькая женщина с добрым лицом на трибуне Мавзолея. Тоненькая женщина — делегат слета ударников. Она самая красивая, потому что некрасивых сюда не пускают. Она самая добрая, потому что взяла на трибуну мальчишку.

Рядом с ней стоит усатый, легендарный, очень красивый, очень знакомый красный командир, с настоящими орденами на груди. Он улыбается, говорит:

— На коне скакать умею, саблей рубать умею, а вот речи говорить не выучился…

Командир берет у нее Чижика, поднимает на сильных руках.

Завидуйте, все на свете мальчишки! Завидуйте!

На командира смотрит невысокий человек, одетый почти по-командирскому. А люди вокруг, вся площадь-океан глядят на него, единственного, и машут ему, невысокому простому человеку в простой солдатской гимнастерке.

Мальчишка думает, что люди кричат ему — Чижику, потому что все знают, какая рядом стоит мама.

Вот молоденький командир подошел к ним и поставил рядом тонкие стаканы, корзиночки с пирожными. Чижик ныряет за парапет и с наслаждением пьет ароматный черный вкусный напиток с мороженым…

У здания детского сада веселая толпа. Нарядные папы с мамами. Звучит музыка. Весенние цветы падают из аплодирующих рук. По улице шагает умытый, отглаженный отряд октябрят. Сорок макушек, сорок звездочек на груди. Самый первый, самый важный барабанщик — он, Чиж. Он знаменит. Его поднимал сам легендарный командир! Кому же доверить барабан!

Отряд поет:

Мы шли под грохот канонады, Мы смерти смотрели в лицо. Вперед продвигались отряды Спартаковцев, смелых бойцов. Средь нас был юный барабанщик. В атаках он шел впереди, С веселым другом барабаном, С огнем большевистским в груди. Однажды ночью на привале Он песню веселую пел, Но, пулей вражеской сраженный, Пропеть до конца не успел…

И ребята пели так, словно хотели за этого храброго, необыкновенного барабанщика донести его необыкновенную песню…

Я подумал: если у меня будет сын и когда-нибудь прочтет мои дневники, он скажет, наверное:

— Ты написал похожее на что-то, я где-то читал похожее…

Но я ничего, в самом деле ничего не придумал. Так было со мной. Так было со многими.

На миг я потерял изображение. Картинка погасла. На экране замелькали вдруг деревянные горящие дома, люди с вывороченными от ужаса, почти оскаленными глазами.

Удар, и падает кирпичная труба завода, пламя, крик, солдат раздавленный, самолеты, кони, повозки, люди на дороге, падающие сосны, окопы, дым. Все падает: стены, деревья, женщины, ребятишки. А над ними гудки паровозов, мучительный вой сирен. Тревога! Тревога! Навзрыд голосила, не умея никого спрятать и уберечь, сама неубереженная, проклятая всеми земля. Как женщины, выли сирены по каждому дому, по каждому ребенку, по каждому солдату. Тревога! Тревога! И бесконечные вагоны, длинные-длинные составы. На юг, на север, на восток, на запад бегут, перестукивая колесами, темные поезда…